Настроение Сэма менялось быстро и непредсказуемо. То он весело болтал и шутил, сообщал Инге, какие они молодцы, что приобрели карту, и какая молодец малышка Мейран, что вовремя сообщила им о появлении старика—вербовщика. Со смехом рассказывал, как познакомился с Мейран в одном чудном мире и как до сих пор не понял, что она такое — человек ли, заблудившийся в коридорах и потерявший человеческое обличье, или порождение чужого мира, выскочившее за пределы отведенного пространства.
— Ничего с ней неясно, кицунэ она и есть кицунэ!
То вдруг Сэм мрачнел, сверялся с картой и велел Инге молчать и поторапливаться. Инга и так молчала. Странное чувство охватило ее. Она должна была вернуться домой и, в то же время, совсем не хотела этого. При мысли о том, что завтра она проснется в своей постели и, как ни в чем не бывало, пойдет в школу, ее охватывала тоска. Она сжимала пустой мешочек на шее, вспоминала, что отдала кубик, и в очередной раз осознавала, что упустила что-то важное. Разозлившись, она бросила мешочек в одном из коридоров. Стало легче, но ненадолго.
Они свернули за поворот. Инга, охваченная непонятной тревогой, схватила Сэма за локоть.
— Стой!
Он недоуменно взглянул на нее, будто пытался припомнить, кто она такая и что делает рядом с ним.
Впереди лежал коридор, со светлым паркетом, аккуратными стенами, выкрашенными салатовой краской, обычный, приятный даже коридор, и дверей в нем было немного, и располагались они как положено. Но Инга чувствовала настойчивый тревожный звон, словно муха бьется в окно, словно шарик мечется в лабиринте.
Сэм недовольно дернул плечом.
— Ну ты чего? Идем!
— Нет!
Инга поняла, что не так. Светильники. Круглые матовые светильники, она видела такие прежде, но у этих внутри темнело что-то, дрожало, как желе, и вроде бормотало, сонно, успокаивающе.
— Истеричка, — процедил Сэм и шагнул вперед.
— Не ходи!
Ближайший светильник с оглушающим треском взорвался, выстрелив параллельно полу струю горячего пара и осыпав все осколками.
Инга сбила Сэма с ног прежде, чем его зацепило.
Моментально сосредоточившись, Сэм пополз вперед, потащив за собой Ингу. С хлопком взорвался следующий светильник и зашипел пар. Пол дернулся, и привычно закружилась голова — это Сэм перевернул пространство и побежал по потолку, крепко держа Ингу за руку. Она едва поспевала за ним, закрывая лицо от летящих осколков. Позади них с грохотом взрывались белые шары светильников.
На одном дыхании они пронеслись сквозь коридор и повалились на пол за спасительной аркой. Пространство за спиной было заполнено паром и блестящими осколками.
— Дрянь какая! — Сэм посмотрел в карту и в бешенстве потряс кулаком. — Этого нет на карте! Гады! Подлецы! Это нечестно!
Инга обхватила голову дрожащими руками. Они чуть не погибли. К ней вернулось ощущение всепоглощающего ужаса, того самого, что захватил ее в зале с черно-белыми плитами. Она не хотела, нет—нет, она не могла…
— Выходите открыто, и посмотрим, кто кого! Я вам покажу! — надрывался Сэм в пустой коридор.
Со страхом она смотрела, как Сэм в бешенстве вскочил на стену, побежал по потолку, с грохотом ударил в светильник. Тот загудел, но не разбился. Это еще больше разозлило Сэма.
«Ненормальный! Сумасшедший! — пронеслась мысль. — Он ведет себя как сумасшедший! И я с ним, в этом ненормальном месте… Что происходит? Быть может, я сошла с ума и не заметила? Лежу сейчас где-нибудь и брежу…»
— Сэм! — простонала она. — Как понять, сошел человек с ума или еще нет?
Он обернулся, не понимая, кто его зовет и зачем, дико взглянул на скорчившуюся Ингу. Потом его взгляд смягчился. Он спрыгнул со стены, сел перед Ингой и забормотал:
— Ты чего, испугалась, что ли? Это ерунда, ничего… Или поранилась? Где? Ты молодец, вовремя заметила. Отличная у тебя интуиция. Ну побоялась и хватит, все, закончилось уже…
Инга захлюпала носом и отогнала возникшее желание броситься Сэму на шею и разрыдаться. Глупая, с чего она решила, что он сумасшедший? Обычный парень.
— Скоро все совсем закончится. Скоро мы будем дома.
— А там, дома, тебя ждут? — спросила она.
Его глаза потемнели.
— Может и не ждут… Да мне-то что. Я должен вернуться, чтобы … доказать одну вещь. Если не докажу, себя уважать перестану.
Ей стало неловко, она заглянула туда, куда заглядывать не следовало. Не зная, что сказать, развела руками:
— Пойдем дальше?
— Да! Нам надо спешить.
Казалось, и ему стало неловко.
Шагая за Сэмом, Инга послушно останавливалась, когда он говорил останавливаться, бежала, когда он говорил бежать, внимательно оглядывалась, прислушивалась к коридору, отгоняла назойливое пение дверей. Она действовала автоматически, сосредоточившись на одной мысли. Эта мысль запала в нее вместе со словами Сэма и теперь зрела, подобно зерну в земле. Инга осторожно касалась этой мысли, как трогают языком ноющий зуб: известно, что будет больно, но все равно невозможно удержаться и не потрогать. Она все спрашивала себя: когда она вернется домой, то сможет изменить к себе отношение окружающих? Сможет сделать так, чтобы они, может быть, даже не уважали ее и не дружили с ней, а хотя бы просто не трогали? Неприятная, шершавая мысль…
Инга вздрогнула, когда Сэм сказал:
— Вот она! — Он сверился с картой и с горящими глазами указал вперед: — Вот дверь на выход!
В конце узкого белого коридора была одна—единственная дверь.
Сэм пошел к ней медленно и осторожно, словно мог спугнуть дверь, как зверька, резким движением. От его шагов по полу расходились круги.
Инга, колеблясь, пошла за ним.
Это была массивная, железная дверь, украшенная коваными листьями и цветами. Она пахла свежим ветром, сосновым лесом на заре, от нее тянуло холодом.
Сэм положил ладонь на металлическую ручку в виде переплетенных ветвей.
Сердце стукнуло. За дверью поднималось рассветное солнце, лес закутан утренней дымкой, прячась в зелени, поют птицы.
«Не надо! Это не та дверь!»
Поздно. Сэм толкнул дверь, и та распахнулась, выпуская сияющий, недавно сотворенный мир.

Храм
Между соснами стелилась легкая утренняя дымка, серо-голубой горизонт был того нежного фарфорового цвета, каким бывает только на рассвете. Хрустя деревянными сандалиями по гравию дорожки, вниз по склону холма спускалась девочка в простом темно-синем кимоно. Она несла пустые ведерки, глядела на поднимающееся солнце и улыбалась так, как улыбается человек, когда уверен, что совершенно один и его никто не видит. Эта была Инга.
Дорожка вела к роднику. Чистая ледяная вода лилась через выдолбленный ствол бамбука и стелилась по траве.
Инга набрала воды и пошла обратно. Ее мысли кружились, как бабочки над цветком: «Вода, вода… такая чистая, такая вкусная…Мэгуми уже готовит завтрак, ей нужна вода. Прекрасное утро, будет хороший день, нежаркий, тяжело… ведра тяжелые…»
Она остановилась отдохнуть и зачерпнула воды из ведерка. Не удержалась и посмотрела на свое отражение. В воде колыхалось ее лицо и две коротенькие толстые косички. Она потрогала пушистые кончики. Волосы, гладкие, черные и густые, были ее гордостью. Карие глаза, нос и небольшой рот тоже были неплохи, но лучше всего были волосы. Мэгуми говорила, что когда Ингу нашли, ее голова была совершенно лысая, как коленка, а через некоторое время вдруг за одну ночь выросли волосы. «Духи тебя простили, девочка», — сказала тогда Мэгуми. Должно быть, так оно и было, потому что с того дня к Инге вернулась способность понимать происходящее, и она смогла говорить. Она подняла ведра и пошла дальше.
Храм стоял на холме, простое прямоугольное здание, окруженное верандой. Над верандой свешивалась двускатная крыша, которую поддерживали квадратные в сечении колонны. Рядом с храмом располагалась площадка для тренировок, а чуть поодаль стояли тории, врата для духов, — две колонны, покрытые перекладиной. В окружении сосен храм выглядел скромно и естественно и походил на корабль, плывущий в солнечном свете. Это было особенное место, важное и сокровенное, и другого такого быть не могло. В этом храме обитало божество. И его присутствие придавало ценность и значимость всему, что делали люди, живущие в храме, пусть это и была такая мелочь, как принести утром воды.
Инга поднялась на веранду, сняла сандалии и поставила их носками от входа, как учила Мэгуми, отодвинула раздвижную дверь и вошла внутрь.
Небольшое пространство храма делилось на комнаты с помощью бамбуковых перегородок, которые крепились к внутренним колоннам. По левую руку от входа находились комната храмовых учеников, сенсея и Айки-сама, по правую — кухня, комната Мэгуми и Инги и крошечная комнатка для хозяйственных мелочей. В центре храма был хондо, зал для торжеств и ритуалов, там в стенной нише хранился кинжал и висел свиток с изречением, несколько тщательно выписанных иероглифов, похожих на засушенных бабочек с распластанными крыльями. Свиток смущал Ингу и напоминал о ее неполноценности — она не умела читать иероглифы.
Рядом с залом хондо располагалась общая комната, служившая также и столовой. По вечерам Инга любила тут сидеть, скромно, в углу, как и подобает девочке, и тихо наблюдать, как сенсей занимается с учениками. Если вечер был прохладным, Мэгуми разводила огонь в очаге, Айка-сама рассказывала удивительные истории, за открытой дверью таились сумерки, молчал сосновый лес и покачивался под крышей колокольчик, с язычка которого свешивалась узкая полоска бумаги с заклинанием от злых духов. Инга любила этот храм всем сердцем и, сама того не осознавая, была готова защищать его из последних сил.
Стараясь не расплескать воду, она пронесла ведра на кухню.
Мэгуми уже хлопотала у очага, двигала тяжелые сковородки и, бросив щепотку муки в масло, проверяла, достаточно ли оно разогрелось.
— Вода? Очень кстати! — Обрадовалась она. — Почисти, пожалуйста, рыбу. Сенсей утром поймал.
«Когда же он встает, что успевает с утра рыбу ловить?», мысленно восхитилась Инга и занялась рыбой. Мэгуми, напевая, готовила омлет. Это была миниатюрная девушка, старше Инги, пожалуй, лет на пять, с короткими пушистыми волосами и красивыми, чуть приподнятыми к вискам глазами. Она была всегда весела, и любой мог ее рассмешить, а когда она улыбалась, на ее щеках появлялись крохотные ямочки. Мэгуми опекала Ингу с момента ее появления в храме и очень гордилась, что почти всему, что умела сейчас Инга, ее научила она, Мэгуми. Инга ее искренне любила и обожала.
Вскоре завтрак был готов. Мэгуми с помощью Инги накрыла на стол и позвала всех.
Первыми вбежали мальчики, Сэм, Хироки и Мамура. Они старались вести себя степенно и прилично, но у них не получалось. Толкаясь и фыркая, сдерживая рвущийся смех, они сели на пятки у низкого стола. Мальчики были ровесниками Инги, но ей казалось, что они гораздо ее старше и умнее. Они жили в храме, потому что сенсей обучал их искусству воина, а быть воином — это то, к чему должен стремиться каждый мужчина. А Инга была всего лишь бестолковой девочкой, которая годилась только помогать на кухне.
Мальчики тихо переговаривались и поглядывали на Ингу. Вдруг они рассмеялись. Инга вспыхнула и спряталась за Мэгуми.
— Доброе утро! — в комнату вошел сенсей. Он был очень молод, должно быть, ровесник Мэгуми, но его спокойные глаза были застывшими, неподвижными, и казалось, что за оболочкой молодости, гладкого лица без морщин, скрывается древний старик.
— Доброе утро, сенсей, — вразнобой ответили мальчики.
Последней вошла Айка-сама, и у Инги, как обычно при ее появлении, перехватило горло. Айка-сама была невероятно красива. Ее красоту сложно описать и, пожалуй, по отдельности лицо, руки, ноги, волосы были не так уж и хороши, но все вместе создавало особенный эффект. Айка-сама была подобна солнцу, на которое невозможно смотреть в жаркий летний день. Впрочем, так и должно было быть. Ведь Айка-сама и являлась тем божеством, которое обитало в специально построенном для него храме.
— Доброе утро, — произнесла Айка-сама, и от ее улыбки всем стало теплее.
Все уселись за низкий стол. Инга, смущаясь, взяла палочки. Она еще толком не научилась с ними управляться и стыдилась этого, хотя никто не делал ей замечаний. Но она была уверена, что мальчики, крепкий и сильный Мамура, смешливый Хироки и в особенности серьезный и молчаливый Сэм следят за ней, подмечают все ошибки и в душе смеются.
— Можно мне добавки, Мэгуми? — почтительно спросил Сэм.
Инга вздохнула и сжала палочки.
После завтрака она помогла Мэгуми убрать со стола и вымыть посуду. Лакированные чашки следовало протирать чуть влажной тряпкой, а деревянные крышки сковородок почистить и выставить просушиться на солнце.
День катился своим чередом, хлопоты сменяли друг друга, все было ясно, просто, понятно. Инга вышла на веранду и увидела, как на площадке занимаются мальчики. Сенсей велел им отрабатывать боевой ката, и они раз за разом повторяли одно и то же движение, разрезая ребром ладони воздух. Солнце поднималось к зениту,  на открытой площадке было влажно и жарко. Инга вытерла пот со лба.
— Неверно, — сказал сенсей Сэму и показал, как правильно.
Закусив губу, Сэм повторил.
Инга вернулась в прохладные комнаты. Порой она думала, что сенсей слишком суров к своим ученикам, что он требует слишком многого. Но это была необходимость. За лесом у реки находилась крошечная деревня, где жили только женщины, дети, да несколько стариков. Иногда Инга вместе с Мэгуми ходила туда за мукой и рисом. Когда придут демоны разрушения, только сенсей и его ученики выйдут против них, чтобы защитить деревню и храм. И никому неизвестно, сколько осталось времени.
— Инга, принеси еще воды, — попросила Мэгуми.
Инга подхватила ведра и выбежала под палящее солнце. Мальчиков и сенсея на площадке уже не было.
О сотворении мира ей рассказывала Мэгуми. Вначале была только пустая белая комната. А потом пришла Айка-сама и сказала, что здесь будет мир. И появился мир, новорожденный, в утренней дымке и звенящей росе, наполненный счастьем и покоем, мир, где люди ничего не боялись. Но пришли демоны разрушения и все уничтожили. Айка-сама создала мир заново и, когда демоны снова пришли, была готова к встрече. Битва была неравной, но демоны не смогли уничтожить все. Им пришлось отступить. Но они вернуться. И все уничтожат. Мир замер в ожидании. За мнимым покоем скрывается страх, и дрожат сосновые иглы, у матерей в деревне печальные глаза, и темная рябь проходит по небу в ясный день.
Инга спускалась к ручью, в сухой траве трещали цикады, сосны стояли неподвижно, как колонны, подпирающие крышу. Разве можно разрушить этот мир? И как жаль, что она всего лишь девочка, иначе она тоже бы вышла против демонов.
У ручья кто-то был. Задумавшись, Инга заметила его слишком поздно. У воды сидел Сэм. Взглянул на Ингу злыми глазами, полными слез, и торопливо вытер лицо рукавом.
Она остановилась, как вкопанная. Глупо делать вид, что ничего не заметила. Мальчик, которого готовили сражаться с демонами, плакал у ручья.
— Сэмпай , — медленно сказала Инга, размышляя, как поступить. Уйти? Но ей нужна вода…
Сэм принял решение:
— Скажешь кому — я тебя поколочу! — и показал кулак.
— Я никому не скажу! — воскликнула Инга. Она не испугалась угрозы. Она бы и так никому не сказала.
— Иди, бери свою воду.
Она подошла и заметила в траве рядом с Сэмом деревянный кубик с круглым отверстием сверху. Она видела такие прежде. Сенсей давал их мальчикам, и те, когда не тренировались, всюду ходили с этими кубиками, напряженно смотрели внутрь. Инга сгорала от любопытства, но не решалась спросить. Теперь же, когда Сэм был один, она чувствовала себя смелее.
— Что это, сэмпай? — вырвалось у нее.
Он с сомнением поглядел в ее сверкающие глаза. У Сэма не было желания тратить время на болтовню с девчонкой. Но потом он подумал, что если рассказать, Инга быстрее забудет, как он плакал.
Он взял кубик и потряс. Внутри что-то гремело.
— Сенсей дал нам задание. Нужно, не касаясь кубика, достать оттуда шарик.
— Как это возможно?
Ему польстило ее наивное удивление, и он важно объяснил:
— Надо перевернуть пространство внутри кубика, тогда шарик сам выскочит.
Инга не отрывала взгляда от кубика и покачивала головой. Будто в такт ее движениям внутри перекатывался шарик.
— Ты поэтому плакал, — медленно произнесла она. — У тебя не получается…
Сэм недобро нахмурился. Инга, не замечая, глядела на кубик. Гладкие деревянные стенки, нагретые на солнце, а ладоням холодно. Молочной белизны шары неслись перед ее глазами, блестел звук и обжигал свет.
— Не можешь? — бормотали ее губы. — А ведь это так просто…
Кубик дрогнул в руках Сэма, послышался щелчок — и шарик выстрелил вверх. Инга подставила руку, и полированный деревянный шарик упал в ее ладонь. С усилием улыбнувшись, она протянула ладонь Сэму:
— Держи…
— Ты?! — он гневно взглянул и ударил по ладони. Шарик полетел в траву. — Как ты?...
От возмущения он не мог подобрать слова, ноздри раздувались, губы дрожали. В бешенстве он толкнул Ингу в грудь.
Напуганная и растерянная, Инга шлепнулась на землю, подол кимоно задрался, обнажая ноги в длинных носках. Она сама не понимала, что на нее нашло и что именно она сделала. Она, девочка с кухни, сделала то, что не получалось у храмового ученика.
— Уходи отсюда! Немедленно! Ну же, убирайся!
Инга вскочила, кое-как набрала воды и побежала наверх по склону холма, скользя сандалиями по гравию дорожки. Только на вершине она позволила себе перевести дух. Как она могла, почему так поступила? Ведь она унизила его, нанесла оскорбление, забыть которое невозможно… Что это было?
Она потерла виски, пытаясь припомнить то ощущение. Нет, ничего не запомнилось. Ее память была не в порядке, из прошлого она помнила только последний месяц, проведенный в храме. Но она привыкла к этому и никогда не задумывалась серьезно. Сейчас же произошло что-то странное. В жаркий день Инга зябко повела плечами, впервые осознав, что с ней что-то не так.
— Что случилось? — озабоченно спросила Мэгуми, когда увидела запыхавшуюся Ингу с ведрами.
— Я… ничего… жарко, — промямлила она.
Хлопотавшая на кухне Мэгуми удовлетворилась этим объяснением и вручила Инге деревянный поднос с чашкой зеленого чая.
— Я готовлю обед, а Айка-сама просила принести ей чай. Отнеси, пожалуйста.
Инга кивнула и вытерла о кимоно вспотевшие ладони. Отнести чай Айке-сама. Это большая честь для нее.
Осторожно ступая по татами, она подошла к комнате Айки-сама, села на пятки, поставила поднос на пол и постучала в дверь—перегородку.
— Айка-сама! Я принесла вам чай…
— Входи, — послышался ее голос.
Инга открыла дверь, подняла поднос и переступила порог. Комната была пуста.
— Айка-сама… — пробормотала она, обводя взглядом комод, свернутое одеяло у стены, столик с каллиграфическими принадлежностями. Не показалось же ей?..
Сверху послышался шелест одежды. Инга подняла голову. Айка-сама стояла на потолке, вниз головой, словно прилипнув ногами к потолочной балке. В ее руках сверкал удивительно знакомый предмет. Стеклянный кубик-лабиринт!
В голове зашумело от прихлынувшей крови, все поплыло вниз и вправо. Угол комнаты поднялся вверх, зашуршали, сползая, татами. Айка-сама взмахнула руками, потеряв равновесие, и кубик выпал.
«Что я наделала? — вспыхнуло в голове. — Он сейчас разобьется!»
Она подпрыгнула, протягивая руку к сверкающему гранями кубику. Чашка соскользнула с подноса и зависла, наклонившись. Комната завертелась волчком, лишь кубик сиял неподвижно в центре. Айка-сама бежала против движения комнаты и потому оставалась на одном месте.
Инга сжала пальцы на стекле. Комната дернулась, натолкнувшись на незримое препятствие, и резко остановилась. Айка-сама в последний момент поймала чашку, которая была готова перевернуться.
Инга упала к ногам Айки-сама, низко склонила голову и протянула кубик.
— Простите, я виновата. Я не хотела…— бормотала она. В стеклянном лабиринте дрожал шарик, и этот знакомый звук с болью отзывался в сердце.
— Инга-тян, — послышался ее ласковый голос. — Ты понимаешь, что сейчас сделала?
— Я чуть не разбила его, вашу вещь…— слезы были готовы хлынуть из глаз. — Простите!
Айка-сама опустилась рядом, мягко взяла ее за подбородок и подняла голову. Ее лицо не было сердитым. Напротив, Айка-сама довольно и радостно улыбалась.
— Это всего лишь игрушка, не стоит из-за него так переживать. Можешь оставить его себе.
— Да? — Инга прижала кубик к груди. Божественная Айка-сама сделала ей подарок. Внезапно Инга почувствовала себя незаслуженно счастливой. — Спасибо!
По первому уровню лабиринта бежал шарик, звякал, касаясь стеклянных стен.
— Когда-то у меня был такой, — припомнила Инга.
— Инга-тян, ты начинаешь просыпаться. Ты только что выбила пространство у меня из-под ног. Никто не мог сделать это уже долгое время.
Айка-сама погладила Ингу по волосам, по щеке. Ее ладонь пахла цветами и свежестью. Как рябь по воде, по телу пробежала дрожь. Шарик завертелся на одном месте и вдруг оказался на третьем уровне, перескочив второй.
— Тебе суждено стать великим воином.
— Я… мне? — она не понимала.
Айка-сама кивнула.
— Это стало ясно, как только ты появилась у нас. Но ты закрылась в себе и не желала общаться с миром. И лишь недавно созданная тобой преграда начала разрушаться.
Глубокие глаза Айки-сама были очень близко. Еще чуть-чуть, и Инга увидит свое отражение далеко внизу, как в колодце. Она пыталась вспомнить, что было прежде. Мрак и пустота.
— Я не могла…
— Неправда. Ты могла. Ты не хотела. — В ласковом голосе звякнул металл. — Но теперь ты пробуждаешься. И твой долг — стать воином. Ты же знаешь — придут демоны…
Потянуло холодом, прекрасное лицо Айки-сама застыло, как вода, вдруг скованная морозом.
— Все, кто живет в храме, выйдут против них. И ты — тоже.
У Инги пересохло в горле. Воля Айки-сама, ласковая, мягкая и непреклонная, обволакивала ее. Разве можно противиться божеству в его собственном мире? Айке-сама не нужно просить, не нужно требовать, Инга заранее готова сделать все, что она пожелает.
— Я буду воином? Воином, который будет защищать Айку-сама?
Она нежно поцеловала Ингу в щеку, прошептала около уха:
— Ты ведь сделаешь это ради меня, верно?
Инга затрепетала, и все ее существо с восторгом откликнулось:
— Да!

— Девочка не может быть воином, — упрямо повторил Сэм.
Подходил к концу первый день, который Инга провела в новом статусе храмовой ученицы. Утром Айка-сама объявила, что Инга будет воином. Все по-разному восприняли это известие. Сенсей сдержанно сказал, что доверяет интуиции Айки-сама, и было неясно, поддерживает он ее решение или нет. Мэгуми шумно обрадовалась и поздравила Ингу. Поколебавшись, к ней присоединились Хироки и Мамура. Сэм промолчал, хмуро и неприязненно поглядывая на Ингу.
Весь день Инга провела, занимаясь наравне с мальчиками, и хотя она привыкла к тяжелой домашней работе, незнакомые тренировки совершенно ее измотали. Хироки и Мамура по-доброму подбадривали ее, сенсей всем своим невозмутимым видом показывал, что не будет делать поблажек девочке. Сэм ее сторонился и бросал неодобрительные взгляды, когда Мамура или Хироки пытались заговорить с Ингой. Ей было тяжело. Она привыкла видеть себя на кухне, рядом с заботливой Мэгуми, помогать ей по хозяйству и издали восхищаться Айкой-сама. В новом положении храмовой ученицы ей было неудобно, как в тесной одежде. Настороженно следить за действиями сенсея, бояться ошибиться в упражнениях и поэтому, конечно же, ошибаться, постоянно ловить косые взгляды Сэма — это было невыносимо. Лучше бы она оставалась на кухне и ни на что не претендовала.
Под вечер выяснилась новая неприятность — теперь Инга должна была спать в комнате мальчиков.
— Это не комната мальчиков, — поправила Мэгуми. — Это комната учеников. Теперь и твоя комната тоже.
Добродушная Мэгуми излучала радость и гордость за Ингу. Но та не видела ничего приятного в том, что ей придется остаться с мальчиками, а главное, с Сэмом в одной комнате, и рядом не будет ни сенсея, ни Мэгуми.
Она перенесла в комнату для учеников свой матрас, одеяло и лакированный ящичек, в котором хранилось все, что у нее было — странную одежду, в которой ее нашли, и аккуратно сложенную бумажку с красным рисунком. Теперь там лежал и стеклянный кубик, подаренный Айкой-сама.
Она расстелила матрас в углу и уселась, не зная, что делать дальше.
Комната для учеников была просторной и светлой, единственным украшением служил свиток с непонятным изречением на стене. На полу валялись вещи мальчиков, одежда, деревянные, пустые внутри кубики. Мальчики сидели на полу и перебрасывали друг другу мяч, сделанный из ткани и набитый соломой.
Внезапно мяч полетел к Инге. Она вздрогнула и так испугалась, что даже не пошевелилась. Вид летящего к ней круглого предмета пробудил что-то неприятное, что-то из ее забытого прошлого.
— Извини, Инга-тян, — весело сказал Хироки и побежал за мячом. — Это я виноват, я не смог поймать.
Инга молча смотрела на Сэма. Она не сомневалась, что это он кинул мяч, и сделал это специально.
— У тебя плохая реакция, — сказал Сэм. — Поэтому девочка не может быть воином.
Она сжала руки. Глупо, но почему-то именно сейчас она подумала, что внешне Сэм отличается от Мамуры и Хироки. Они оба были смуглые, низкого роста и крепкого телосложения, у них был изящный узкий разрез глаз и высокие скулы. Сэм был совершенно другой. Светлая кожа, круглые, глубоко посаженные глаза, на голове короткий ежик светлых волос. Некрасивый.
— Девочка не может быть воином, — упрямо повторил Сэм.
Хироки и Мамура ждали, что она ответит. А она и сама не знала. Сможет ли она, справится?
— Так сказала Айка-сама, — вырвалось у нее. — Думаешь, ты умнее Айки-сама, сэмпай?
— А разве Айка-сама не воин? — воскликнул Мамура. — А ведь она девочка! То есть, девушка…
Сэм растерялся и от этого еще больше разозлился.
— Айка-сама здесь не причем! Скажи, как сама думаешь?
Инга до боли стиснула пальцы и посмотрела в его ужасные глаза:
— Я сделаю так, как скажет Айка-сама.

Дни скользили друг за другом, утренние тренировки сменялись полуденными занятиями и вечерними тренировками. Тело ныло от нагрузок, и даже во сне Инга чувствовала, как болят руки и ноги. В голове кружились фразы, сказанные сенсеем.

— Мир неотделим от нашего тела, — сказал сенсей, оглядывая учеников. Солнце плавилось жаром в зените, они сидели на открытой тренировочной площадке около храма и истекали потом. — Тело неотделимо от сознания. Отсюда вывод: только управляя сознанием, мы сможем управлять телом. И миром.
Стояла звенящая знойная тишина. Птицы попрятались от жары в ветвях деревьев, и цикады молчали в траве. Казалось, лишь на сенсея не действует зной. Инга украдкой вытерла пот со лба.
— Маленькая демонстрация, — на лице сенсея появилось подобие улыбки.
Он вдруг сорвался с места и побежал. Добежав до ближайшей сосны, не останавливаясь, прыгнул на ее ствол и помчался, держась параллельно земле. Достигнув вершины, он замер на одной ноге, раскинув руки.
Ученики следили за ним, раскрыв рот.
Сенсей шагнул в пустоту.
Инга зажмурилась.
Кожи коснулось движение воздуха, послышался удар о землю. Сенсей, целый и невредимый, стоял перед ними.
— Ух ты! Здорово! — воскликнул Мамура.
Хироки и Сэм сдержанно промолчали, но на их лицах было написано, что им не терпится овладеть всем тем, что умеет сенсей.
— Перевернуть мир для себя легко, — сказал сенсей. — Сложнее перевернуть его для других.
Сосны дрогнули, земля вдруг вырвалась из-под ног, наклонившись вправо. Солнце пронеслось по небу, как мячик. Ученики покатились по земле и кучей свалились у ног сенсея.
— Теперь понятно, чего я от вас жду? Загляните внутрь себя и переверните мир.
Сенсей требовательно ждал. Толком не понимая, как и что нужно сделать, ученики уселись на земле.
Инга обвела взглядом храм и ворота-тории. Привычная картина. Мир наполнен жизнью, как яблоко соком, все такое настоящее. Как заставить солнце промчаться по небу, как сделал это сенсей?
Она закрыла глаза. Наверное, надо как-то сосредоточиться. Да, она делала нечто подобное прежде, но это получалось нечаянно, на эмоциях…И потом, есть разница — перевернуть маленькое пространство внутри деревянного кубика и перевернуть огромный мир.
Ей почудилось, что она расплавилась от жары и лужей растеклась по площадке. Обняла кольцом храм, мягко и нежно. Храм — центр этого мира. Чтобы перевернуть мир, нужно перевернуть храм. Она осторожно ощупывала деревянные опорные колонны, веранду, крышу, покрытую корой кипариса. От храма шел аромат нагретого на солнце дерева, соломенных татами и запах еды, которую готовила к обеду Мэгуми. Инга покачивала храм на руках, как ребенка, она его любила и жалела, и не желала зла…
— Хорошо, Инга-тян, — неожиданно произнес сенсей. — А теперь…
Она распахнула глаза и увидела небо. Мир был перевернут на 180 градусов и висел головой вниз. Сосны, храм и они сами — все грозило свалиться в побелевшее от жары небо. Инга запаниковала и поняла, что сейчас упадет.
— … вернем все на место, — договорил сенсей.
Его воля, как рука, потянулась к Инге и поддержала ее. Ободренная, она сосредоточилась и вернула мир в прежнее положение.
— Молодец, Инга-тян. А вам, мальчики, предстоит много работы.
Инга низко опустила голову. Она была совсем не рада успеху. Не нужно оглядываться, она и спиной чувствовала полный зависти и ненависти взгляд Сэма.
— Урок окончен.
Сенсей пошел к храму.
Инга поднялась и тут же упала от удара по ногам.
— Я перевернул для тебя мир, и ты упала! — заявил Сэм и со смехом побежал вперед.
Она закусила губу и едва удержалась, чтобы не расплакаться.

— Воин только тот, кто не испытывает страха. Не боится будущего удара, не боится противника. Не боится себя.
Туманным сырым утром ученики в парах отрабатывали боевой ката. Инга стояла против Хироки и сжимала в ладони тренировочный меч боккэн.
— Не бойся его ударить, Инга-тян.
Она кивнула, сделала выпад — и покатилась по песку, сбитая с ног.
— Еще раз, — невозмутимо сказал сенсей. — Ты и не пыталась его ударить.
Она пробовала снова и снова. Все тщетно. Легкий и подвижный как вода Хироки ускользал от ударов.
«Не бойся. Не бойся…Не бойся!»
Земля дернулась, зашумели сосны. Инга интуитивно подхватила пространство и чуть сдвинула относительно Хироки. Тот, вдруг не почувствовав под ногами опору, растерялся, и Инга ударила его по плечу. Получилось! Хироки сделал два шага назад, но устоял на ногах.
Радостная, она повернулась к сенсею, ожидая похвалы.
— Научись контролировать себя, — сказал он. — Ты должна управлять своим сознанием, а не ждать от него подачки. Продолжаем!
Озадаченная, она задумалась над его словами и снова пропустила удар Хироки.

— Демоны придут разрушить не только наш мир, — сказал сенсей. Он и ученики сидели на веранде. Красное, дрожащее в дымке солнце уходила за горизонт, между стройными соснами, как кинжалы, прорывались последние лучи. — Демоны придут разрушить наши души.
Под крышей висел колокольчик, с языка которого спускался свиток с заклинанием от злых духов. Против демонов он не поможет.
— Поэтому ваши души должны быть крепки как алмаз, а воля непреклонна как сталь. Если вас терзают сомнения, не выходите в бой. Отбросьте сомнения и колебания перед тем, как выйти против врага.
Солнце пропало за горизонтом, кровавые лучи вспыхнули и померкли. Как кровь, которая без остатка впиталась в песок.
— Можно вопрос, сенсей? — нарушил молчание Мамура. — С каким оружием мы выйдем против демонов?
Этот вопрос мучил их всех. В храме не было никакого оружия, кроме легких тренировочных мечей. Неужели им предстоит сражаться голыми руками?
Сенсей долго молчал, глядя в темнеющий лес. Потом произнес:
— Не полагайтесь ни на какое оружие, кроме самих себя. Будьте сами себе оружием.
Он вошел в храм и сказал замершим ученикам:
— Урок окончен. Идите спать.
— Значит, у нас не будет оружия? — потрясенно произнес Мамура. — Мама говорила, что в прошлый раз демоны были как гора и дышали огнем…
— Откажись, пока не поздно, — насмешливо сказал Сэм. — Ступай к мамочке!
— Нет, я не отступлю! Я справлюсь! — Мамура вскочил, его глаза сверкнули.
— А я пойду спать, — зевнул Хироки. Он старался казаться невозмутимым.
Уходя, Сэм сказал Инге, сидящей без движения на веранде:
— Если кому-то и следует отказаться, так это тебе. Это тебя терзают сомнения. Ты нас всех подведешь.
После его ухода Инга долго сидела в темноте. Потом вскочила и побежала в лес. Темнота сгущалась, в голове звенели слова Сэма. Он прав, прав! Она упала, зацепившись ногой за корень, и осталась лежать на земле. Как найти силы внутри себя, как сделать волю подобной стали, если воли нет, и силы нет, и, глядя в себя, видишь только пустоту и неуверенность?
Она перевернулась на спину. В вышине было еще светлое небо. Там, наверху, было еще светло, а под деревьями — уже ночь.
Что было в ее прошлом такого, что она не может вспомнить? Что будет, когда придут демоны? Лучше бы никогда об этом не думать и быть всего лишь девочкой с кухни, носить воду, чистить рыбу, помогать Мэгуми. Наверняка, Мэгуми не терзается подобными вопросами и живет счастливо.
Вдруг совсем рядом послышались шаги и шелест одежды.
— Ты боишься, Тяко? — произнес женский голос, тихий и печальный.
— Когда ты зовешь меня этим именем, мне кажется, что я снова в детстве, — мягко ответил мужчина.
Говорившие остановились рядом с Ингой. Она замерла, не зная, как поступить. Она узнала голоса. Это были Мэгуми и сенсей.
— Значит, не боишься… Посмотри, луна вышла. Такая большая, такая красивая. А я боюсь, Тяко. Потому что на этот раз знаю, как это будет.
Сенсей обнял ее за плечи.
— Айка-сама…
— Не говори мне о ней! Она как ребенок, и я люблю ее всем сердцем, но порой… Лучше тебе не знать, что я о ней думаю!
Потрясенной Инге захотелось слиться с землей и не слышать того, что она слышала. Она бы закрыла уши, но боялась, что этим движением выдаст себя. Неужели Мэгуми ревнует сенсея к Айке-сама? Но это глупо!
— Айка-сама не допустит уничтожения нашего мира.
— У меня нет твоей уверенности, Тяко, — горько сказала Мэгуми. — Ты ведь знаешь, демоны приходят за ней. Она их притягивает, как цветок — пчелу. И… она слабеет. Прежде могла управлять погодой, а теперь ей не по силам создать и чашку чая!
Инга похолодела. Она ошиблась, это была не ревность. Это был страх. Неужели Айка-сама, живое божество этого мира, не в состоянии защитить их от демонов? Неужели это она является причиной разрушений? Пусть сенсей скажет, что это не так! Пусть скажет, что воля Айки-сама крепче всех алмазов, и решимость ее будет сиять ярче солнца, когда она поведет их в бой против демонов.
— Будет так, как должно быть, — сказал сенсей. — Если нам суждено погибнуть, мы погибнем. Если суждено спастись, мы спасемся. Но мы должны делать то, что в наших силах.
Послышался шелест одежды — сенсей и Мэгуми уходили. Инга укусила себя за ладонь. Какая же она глупая! Скулила в одиночестве, думала только о себе. Ни разу не пришло в голову подумать, почему так молод сенсей, почему так мало учеников в храме, почему в деревне за храмом там мало жителей? Потому что все, кто мог сражаться, вышли против демонов, когда те приходили в прошлый раз. А Мэгуми и сенсей выжили. И в их душах навсегда отпечатался ужас сражения. А она считала, что Мэгуми счастлива, и завидовала ей…
Она тихо поползла туда, где слышались голоса Мэгуми и сенсея. Нашла их на поляне. Освещенные лунным светом, они стояли друг против друга. Внезапно в руках Мэгуми сверкнул изогнутый серп, а в руках сенсея появился посох. Они бросились вперед.
Их бой походил на танец, завораживающий и прекрасный. Мэгуми нападала резко и порывисто, полы ее кимоно развевались, обнажая ноги. «Помоги мне обрести себя», говорили ее удары. Посох мелькал в руках сенсея, отражая удары серпа. Казалось, что он лишь защищается, а вместе с тем он все дальше оттеснял Мэгуми на край поляны. «Будь собой! Не бойся!» прочитала Инга в его уверенных движениях.
Она тихо пошла прочь. Луна сияла на безоблачном темном небе. Нагретая за день земля дышала теплом, в вершинах сосен бродил ветер. «Если воли нет и силы нет», прошелестела в ночи птица. «Если внутри тебя пустота и не на что опереться», проскрипели деревья. «Что тогда делать?», скользнул в кустах заяц. Ночь встала за спиной Инги, раскинула звездные крылья и прошептала: «Иди против себя. Победи свой страх и неуверенность. Вызови на бой самого себя!»

Дни мелькали друг за другом, круглые, одинаковые — тренировки, упражнения, тренировки. Инга бродила как в тумане, неосознанно вертела всеми предметами, которые попадались под руку. Перевернуть комнату относительно сандалии, брошенной в угол, перевернуть чашку с чаем и не пролить ни капли, перевернуть себя — у нее получалось. Это была захватывающая игра, она придумывала задания и сама выполняла их под одобрительным взглядом сенсея. Мальчикам было далеко до нее, и, пожалуй, она была бы рада, если бы не испытывала перед ними неловкости. Она стеснялась своих успехов, но остановиться не могла. Открывались удивительные возможности, и, как щепку несет вода, она неслась вперед.
После подслушанного случайно разговора Инга стала приглядываться к Айке-сама. Прежде ей и в голову не приходило сомневаться в действиях Айки-сама, ведь она была божеством и все, что делала, было необходимо, красиво и правильно. Теперь же она видела, что с Айкой-сама твориться что-то неладное. Рассеянная, погруженная в себя, Айка-сама бродила по храму, сторонилась людей. Ее глаза были полны слез, она что-то бормотала и прижималась щекой к гладкому дереву колонны. Мэгуми хмурилась и следила за ней напряженным взглядом.
Всех обитателей храма пугало поведение Айки-сама. Безмятежные вечера, когда все собирались в общем зале, смеялись и шутили, отошли в прошлое. Раздраженная Мэгуми гремела на кухне сковородками и сердито приказывала убираться, если кто-то осмеливался предложить ей помощь. Сосредоточенный на одной мысли, сенсей нагружал учеников занятиями и резко критиковал за оплошность и невнимательность. Хироки и Мамура, прежде любившие пошалить и отлынивать от тренировок, теперь все время проводили рядом с сенсеем и ловили каждый его взгляд и движение. Даже Сэм в последние дни забыл об Инге и с головой окунулся в учебу. Мир замер в ожидании, бесшумно проносились по небу птицы, трепетали в тревоге сосны.
Эти изменения отпечатывались в обостренном восприятии Инги. С болью она наблюдала, как то, что она любила, становилось совершенно иным и истончалось в потоке времени. Раз за разом выполняя движения боевых ката, снова и снова переворачивая тренировочную площадку так, что ворота-тории стояли под углом к земле и небу и грозили вот-вот рухнуть, она давала себе слово защищать то, что ей дорого.
Темные сумерки выползли из леса и окутали храм. Инга вышла на веранду и увидела Айку-сама. Та стояла в двух шагах от нее и теребила пояс кимоно, вышитые красным райские птицы изгибали шеи у нее на плечах. Она увидела Ингу и с трудом улыбнулась. У Инги сжалось сердце — у Айки-сама были бледные дрожащие губы и заплаканные глаза.
— Инга-тян, — она протянула руку, и Инга несмело коснулась холодных пальцев. — Я бы могла многое тебе рассказать. Поделиться. Так ужасно быть одной.
— О, пожалуйста, Айка-сама! — с жаром воскликнула Инга. — Я буду только рада! Мы все готовы помочь вам, только скажите.
— Все… — она с досадой отдернула руку. — Нет никаких всех… Это призраки, морок, наваждение! Ты, ты одна — настоящая!
Инга сделала шаг назад, по телу разливался холод, будто она опустила руку в ледяной ручей. Неужели Айка-сама сошла с ума и принимает окружающих людей за призраков? Вот почему она стала их сторониться…
Разочарование исказило прекрасное лицо Айки-сама.
— Ты не понимаешь. Я полагала, что ты скоро проснешься, но ты все не просыпаешься. Проснуться — удел немногих…
Она отвернулась. Инга с опозданием поняла, что оттолкнула ее своим недоверием.
— Айка-сама! Я сделаю все, что вы скажите! Я буду защищать вас!
— Да, да, все верно, — не слушая, бормотала Айка-сама. — Милая девочка, но не может перешагнуть через себя. Это можно понять. Так приятно спать и видеть те сны, которые желаешь… Почему же я вижу кошмары?
Инга молчала. Пропасть отделяла ее от того, кого она так самозабвенно любила. И никак не могла понять. Ее смешная бестолковая любовь — это совсем не то, что нужно Айке-сама.
Айка-сама, не глядя на Ингу, прошла мимо, спустилась с веранды и медленно побрела в лес, придерживая длинное кимоно. Ее фигура в чернильных сумерках выглядела такой потерянной и одинокой. Впервые Инга осознала, как непрочен этот прекрасный мир, как он стремиться к разрушению. Иначе и быть не может. Ведь живое божество этого мира тяготится своим творением и не видит в нем смысла. Почему? Как может быть Айка-сама такой жестокой?
Подавленная, Инга вернулась в храм и вошла в комнату для учеников, пустую и посеревшую от темноты. Разожгла огонь в треножнике и села рядом. Из лакированного ящика вытащила свое главное сокровище — стеклянный лабиринт. Металлический шарик звякнул в недрах кубика, будто обрадовался, будто ждал Ингу. Она улыбнулась. Недавно она освоила новый трюк — шарик по ее желанию исчезал на одном этаже и появлялся на другом. Инга не могла внятно объяснить, как она это делает. Пространство внутри лабиринта сворачивалось в трубочку, внахлест, и в этом месте делался временный прокол — ап! и шарик на другом этаже. Дрожь проходила по телу, а голова при этом становилась такой ясной, будто все на свете понятно, да только слов не подобрать.
Инга сжала кубик и вздохнула. Что имела в виду Айка-сама, когда сказала, что Инга спит? И что значит — проснуться? Слишком много вопросов без ответов, слишком много…
— Что это у тебя?! — Сэм подкрался сзади и выхватил кубик.
Инга испуганно вскочила.
— Отдай! Это мое!
— Твое? Да неужели! — он отбежал и потряс кубиком. Шарик жалобно зазвякал. — Да это игрушка!
Инга подбежала к нему и постаралась отобрать кубик. Сэм высоко поднял руку и засмеялся, когда она подпрыгнула.
— Твое, говоришь? Тогда отними!
Рукав кимоно сполз вниз, и Инга увидела странное родимое пятно у него на запястье, вроде как темный квадрат. Неприятно кольнуло в сердце.
— Почему ты всегда достаешь меня? — выкрикнула она. — Что я тебе сделала?
Он издевательски рассмеялся, и его смех колючими искрами запрыгал вокруг Инги.
— Почему? Да потому что ты — дура!
Сэм швырнул кубик вверх, и он сверкнул под потолком.
Кровь бросилась Инге в голову, тело охватил жар. Когда-то она дала себе слово защищать то, что ей дорого. Она не отступиться от своего обещания. И начнет прямо сейчас.
— Ну все… — свистящим шепотом сказала она. — Ты меня достал!
Вывернула пространство и подхватила кубик у самого пола, не дав ему разбиться. Выбросила правую руку в сторону замершего от неожиданности Сэма. Пальцы свела судорога, ребристая рукоять влилась в ладонь, большой палец сдвинул предохранитель, жадно клацнул затвор — в ее руке была беретта Кугуар, наполненная патронами, отлитыми из гнева и ярости. Вот оно, то оружие, о котором говорил сенсей! Дрожит от нетерпения, хочется выстрелить немедленно…
Сэм стоял в боевой стойке и держал боевой меч, катану, изогнутую, узкую и хищную. Криво улыбаясь, шагнул вперед, занося руку для удара, страшного удара, разрубающего наискосок, от левого плеча…
«Ты не успеешь», улыбнулась Инга.
Выстрел грянул, как гром. Она почувствовала удар и полетела назад, в темноту.

Она открыла глаза и медленно села на полу. Сэм лежал в противоположном углу комнаты. Всхлипнув, Инга поползла к нему. Как она могла, зачем выстрелила в человека? Что она наделала… Ползти мешал пистолет, который она сжимала в руке. Секунды две Инга тупо его рассматривала. Беретта Кугуар и патроны из гнева и ярости. С трудом разжала пальцы. Пистолет исчез.
Она добралась до Сэма и со страхом посмотрела, ожидая, что он еле дышит и весь залит кровью. Но он был в порядке. Она потрясла его за плечо. Со вздохом он открыл глаза. И вот тогда, глядя в его светлые глаза, Инга, наконец, себя вспомнила. Вспомнила дом с заколоченными окнами на улице Родины, вращающиеся коридоры, узкую лестницу без перил, которая ведет в темное и грязное убежище Грогана. И вспомнила Сэма, как он подхватывает ее над пропастью, как тянет за собой, а за их спинами взрываются белые светильники коридора-ловушки. Это же Сэм, он всегда ее выручал. Почему в этом мире он ее так не любил?
В этом мире… Вместе с памятью к ней вернулась способность чувствовать окружающее. Она бегло огляделась и сморщилась от нежности и жалости — этот мир был крошечным. Холм, на котором стоит храм, лес, деревня в лесу, а за ней — все, конец мира, больше ничего нет. И что-то странное…
Инга вывернула пространство, как чулок, и посмотрела на мир сверху. Так и есть. Мир таял с каждой минутой, терял свою реальность, уничтожал сам себя. Первыми пропали лесные звери, становился скудным родник с ключевой водой, исчезали деревья.
Сэм со стоном сел, потряс головой и осторожно потрогал катану, которую все еще сжимал в кулаке.
— Надо же, мир с погружением… — пробормотал он. Разжал пальцы — и катана исчезла. Сжал кулак, нахмурился — и катана появилась вновь, хищная, блестящая.
— Сэм? — Инга опасливо отодвинулась. Он хмуро взглянул на нее, и она с облегчением поняла, что он тоже ее вспомнил.
— Инга, — произнес утвердительно. — Ты Инга. Нас занесло в какой-то развеселый мир. Очень цепкий. Вцепился в сознание и не отпускает.
— Сэм…  — она не могла не спросить. Этот вопрос измучил ее. — Почему ты меня так ненавидел?
Он отвел взгляд и уже хотел было ответить, как вдруг обернулся — в дверном проеме стояла Айка-сама.
Потом Инга все вспоминала ее лицо в тот момент, освещенное тусклым дрожащим огнем жаровни. Худые щеки, тонкие губы и огромные глаза. Лицо, на котором по очереди проступали надежда и зависть, недоверие, разочарование и, наконец, отчаяние.
Айка-сама вдруг повалилась на колени и бессвязно закричала.
Сэм и Инга застыли от неожиданности.
Комната мгновенно наполнилась людьми. Первым прибежал сенсей, за ним следом встревоженные Мамура и Хироки. Последней протолкалась Мэгуми. Инга ожидала, что та броситься к Айке-сама и как-то поможет ей. Но Мэгуми только взглянула на нее и закричала:
— Демоны идут! Что вы стоите? Они уже близко!
Все замерли. Они знали, что демоны обязательно придут, они ждали и готовились к этой встрече, и это постоянное ожидание стало привычным, обыденным. И вот оно закончилось. Демоны, действительно, существуют, демоны идут и они уже близко…
К сенсею первому вернулось самообладание.
— Так. Хироки, Мамура, Сэм, Инга! За мной! — отрывисто приказал он. — Мэгуми, останешься с Айкой-сама.
Вслед за сенсеем они выбежали из храма, пробежали через тренировочную площадку и остановились. Впереди высилась ночная громада леса, а там, в глубине, что-то трещало, ревело и грохотало. Ослепительные белые вспышки внезапно освещали небо и гасли, оставляя за собой непроглядную темноту.
Инга взяла Сэма за руку. «Почему мы должны защищать чужой мир?», пискнул в голове страх. Сэм пожал ее пальцы. Она перевела взгляд на сенсея, тот внимательно вглядывался вперед, спокойно и сосредоточенно, словно их ожидала всего лишь очередная тренировка. В который раз она позавидовала его самообладанию и выдержке.
— Боишься, Инга-тян? — спросил Сэм, и она вновь услышала в его словах насмешку. Но она была уже не та Инга, что прежде.
— Боюсь, сэмпай, — честно призналась она. — Но этот мир приютил нас и был добр к нам, мы не можем бросить его в трудную минуту. Я задушу свой страх!
Сэм одобрительно улыбнулся.
Грохот в лесу нарастал, приближался, жаром дохнуло из чащи.
— Ученики! — закричал сенсей, обращаясь к своему маленькому отряду. — Вот бой, к которому мы все готовились. Вспомните, чему я вас учил. Отбросьте страх, будьте уверены в победе — и тогда мы победим!
— Мы победим! — заорал Мамура с безумными, вытаращенными глазами.
Высокие сосны задрожали, заскрипели и со стоном рухнули, на короткий миг стало светло, как днем. Из леса шли великаны, огромные, выше храма, нескладные, будто наспех собранные из каменных валунов. Пространство прогибалось под их тяжестью, болезненно ныло. Страх расходился от них кольцами и заражал все, с чем соприкасался. Они рушили все на своем пути, позади них горел лес. Это были они, демоны уничтожения, терзающие этот мир.
— Помните! — крикнул сенсей. — Удар рождается в сознании!
Он вытянул руку, и в ней возник боевой посох.
— Оружие — в нас самих!
— Оружие! — нетерпеливо заорал Мамура и выхватил из темноты катану, полыхающую от ярости.
Наполненная злостью катана появилась в руках бледного Хироки. Инга вновь почувствовала, как судорога сводит пальцы — в ее руке появилась беретта, в металлических внутренностях которой звенели зародыши смерти.
Сенсей внимательно оглядел их и убедился, что оружие появилось у всех. Громыхающие демоны были все ближе.
— Ты по-прежнему боишься ближнего боя, Инга-тян, — с сожалением сказал сенсей. Потом развернулся и побежал вперед, на демонов.
Инга сорвалась вслед за ним, с удивлением и упоением чувствуя, что она легка, как пушинка, ничто ее не тревожит и поступает она верно. Выдернула пространство из-под ног ближайшего демона, и когда тот покатился по земле, бестолково грохоча конечностями, влепила по нему из береты. Отдача ударила в руку, но Инга не чувствовала боли, она летела вместе с пулей и пронзила ненавистного ей демона. Тот рассыпался грудой камней по склону холма.
Она восторженно завопила, но тут же осеклась. Из ночного леса шли новые демоны, и было их десятки. Инга подняла беретту и выстрелила. Она стреляла и стреляла, и с каждый выстрелом ее сознание взрывалось от нестерпимого гнева, который она не могла, да и не хотела сдерживать. Уворачивалась от ударов демонов, сдвигала пространство, бежала по стволу сосны, как когда-то сенсей.
Рядом сражались мальчики. Бешено орал Мамура, и по его остекленевшим глазам становилось ясно, что это сражение, к которому он шел всю жизнь, выжжет его дотла, и он уже никогда не будет прежним. Хироки с лицом, застывшим от напряжения, разрезал пространство. Сэм весело и азартно ругался, и катана в его руках пела от ярости. Сенсей сражался где-то в глубине леса, где ревело и грохотало, откуда тянуло жаром.
Обостренное сознание Инги отмечало перемены в мире — реальность истончалась, перспектива становилась плоской, сок жизни покидал этот мир. Лес вдруг оборачивался грубо намалеванной декорацией, на небе проступали потеки краски, трава оказывалась крашеным картоном. Возникло старое, давно забытое ощущение, закололо в кончиках пальцев, защекотало в горле — показалось, что можно проткнуть окружающее пальцем и разорвать, как бумагу. И вдруг все исчезло, проступили белые стены.
«Белая комната! — Инга вспомнила, как Мэгуми рассказывала ей о сотворении мира. — Айка-сама создала этот мир из белой комнаты!»
Она посмотрела наверх — над ними был низкий белый потолок.
— Инга! — Хироки оттолкнул ее и принял удар демона на себя.
— Нет! — она вывернулась в падении и расстреляла демона. Но Хироки упал на землю. Она подбежала к нему. — Нет…
Его грудь была открыта, разворочена, из последних сил билось сердце, кровь лилась на землю.
— Инга-тян, — прошептал Хироки, — ты всегда смотрела только на Сэма. А я хотел, чтобы ты смотрела только на меня.
— О чем ты говоришь?! — воскликнула Инга. И замолчала. С умирающими не спорят. С мертвыми — тем более.
По высокому черному небу летели странные яркие птицы. Секунду Инге понадобилось, чтобы понять — птицы горели заживо.
«Что же это такое? — в смятении подумала она. — Почему этот мир так жаждет умереть?»
Мертвый Хироки смотрел в небо, и в его глазах отражались горящие птицы. Она закрыла ему глаза. И поняла. Мир хочет умереть, потому что Айка-сама, создавшая этот мир своим желанием, теперь хочет умереть. Бессмысленно сражаться с демонами, если она не победит демонов у себя внутри.
— Сэм! Сэм!
Он спрыгнул откуда-то сверху, волосы растрепаны, глаза сияют, кимоно разорвано и обгорело.
— Сэм, это Айка-сама! Если ее не остановить, тут все погибнет!
Он не понимал, распаленный горячкой битвы.
— Айка-сама сейчас убьет себя! И мир погибнет!
Наконец, он понял.
— Беги, я тебя прикрою!
Инга кивнула и побежала к храму, такому маленькому и беззащитному на фоне охваченного пламенем леса. Жар обступал со всех сторон, языки огня стелились по траве. Когда-то давно Инга обещала защищать Айку-сама. Но сможет ли она защитить ее от ее самой?
На одном дыхании она влетела по ступеням и ворвалась в храм. Внутри ее встретила неприятная, давящая тишина.
— Айка-сама! Мэгуми!
Она побежала в комнаты и вдруг споткнулась у зала хондо. Темнота отозвалась стоном. Инга пошарила по полу.
— Кто здесь?
Глаза привыкли к сумраку, и Инга с ужасом поняла, что это Мэгуми лежит на полу, сжимая рукоятку серпа, воткнутого в ее живот. Кровь текла на безупречно чистые, просушенные на солнце татами, в воздухе висел тяжелый запах.
— Инга?... — прохрипела Мэгуми.
— Я здесь! Кто это тебя? — проговорила она и вдруг заткнула рот рукой, сдерживая рвущийся крик. Кто мог ударить Мэгуми ее собственным серпом, если кроме Мэгуми и Айки здесь никого не было? — Это она?.. Она?!
Мэгуми с досадой скривилась, покачала головой, словно хотела отогнать что-то несущественное.
— Останови ее... Быстрее!
Инга вбежала в зал хондо. У противоположной стены стояла Айка-сама и держала у горла кинжал. Слезы текли по ее белому лицу.
— Айка-сама... — у Инги перехватило горло. Впервые она увидела в Айке не прекрасное божество, равного которому нет на свете, а несчастную, запутавшуюся в своих страхах девушку. Вот какие демоны терзали Айку — она боялась жить. — Айка, если ты это сделаешь, твой мир погибнет...
Айка с отчаянием смотрела на нее.
Инга шагнула вперед.
— Не подходи!
Она замерла. Она могла бы выбить пространство из-под ног Айки, у нее получится, ведь получилось же когда-то давно, когда она ничего еще не умела. Но она все равно не успеет. За стенами храма люди сражались с демонами, а здесь, в сердцевине своего мира, Айка нажала на кинжал. Острие прокололо кожу, и выступила капелька крови.
Инга опустила руки, ладонь разжалась и беретта Кугуар исчезла. Она чувствовала себя кувшином, полным сострадания, жалости и любви, и когда заговорила, не узнала свой голос, тихий, дрожащий от искренности. Впервые она была так честна в разговоре с кем—то другим, да и, пожалуй, и сама с собой тоже.
— Айка, я понимаю тебя. Сенсей говорил, что нужно искать опору внутри себя. Но это трудно. Потому что если силы нет, и воли нет, то что тогда делать? На что опереться? И тогда я решила...
Айка облизнула запекшиеся губы, вслушиваясь в ее слова.
— Я решила защищать то, что мне дорого. Скажи, Айка, разве ты не хочешь сохранить то, чем дорожишь? Разве, глядя в себя, ты не видишь любовь этого мира?
Ее губы дрогнули. Голос напоминал шелест осенних листьев.
— Любовь... Любовь — это страх за того, кого любишь...
Рука с кинжалом тряслась. Лезвие все глубже уходило в шею.
— Неправда... Айка, разве ты позволишь страху убить свою любовь?
Она всхлипнула и с криком отбросила от себя кинжал.
— Нет, нет! Тяко, не умирай!
У Инги подкосились ноги, и она опустилась на пол. Она была обессилена и опустошена.
Айка стояла в центре зала хондо, раскинув руки. От ее тела исходило голубое свечение, холодное, уверенное. Маленький мир сотрясался в конвульсиях, стонали обгоревшие сосны, трепетала земля, клокотала вода в ручьях, небо мигало, как неисправная лампочка. Айка-сама улыбнулась и с теплотой и любовью обняла свой измученный мир. Последовала яркая вспышка — и мир возродился к новой жизни.

Дальше

Назад