Под утро за дверью послышался шорох, приглушенный разговор. Инга подождала, пока они уберутся. Приоткрыла дверь ровно на ширину ладони. Коридор в обозримом пространстве был пуст. Дверь задевала деревянный поднос на полу. Инга опустилась на колени. На подносе стояли глиняные горшочки с едой, фрукты, бутылочка с вином. И цветы. Они почему-то считали, что особенно Ингу радуют цветы. Странные люди.
Она втянула поднос в комнату и захлопнула дверь. С любопытством исследовала горшочки — паэлья с морепродуктами, тонкие полоски хамона, оливки. Инга съела то, что казалось самым вкусным, пальцами выбрала из паэльи креветки. Выпила вино. С предосторожностями выставила поднос за дверь. Потом через окно выбралась на парапет и, прижимаясь к стене, дошла до балкона соседней комнаты. Дальше было легко. Перебираясь с балкона на балкон, она спустилась вниз.
Утренний воздух был прохладен и свеж. Над морем светлел горизонт. Вокруг никого не было. Инга торопливо шла по берегу. До того как проснуться любители ранних купаний, ей нужно было обследовать намеченную территорию на Южном берегу.
Вернувшись от Аллы, она, как и ожидала Мишель, стала другим человеком. Побережье с его нехитрыми забавами ее больше не интересовало. Целыми днями она искала дверь. Ни с кем не разговаривала, а когда к ней обращались, отделывалась ничего не значащими фразами. Мишель, напуганная такой переменой, старалась держаться от нее подальше. Инге было все равно. Ее не интересовало, что о ней думают эти люди. Про себя она называла их призраками, ведь когда она вернется домой, они перестанут существовать.
Стеклянный кубик-лабиринт Инга везде носила с собой. Она соорудила для него мешочек и повесила на шею. Обычно она держала кубик в руках и автоматически крутила. В стеклянных недрах по лабиринтам перекатывался металлический шарик. Инга научилась проводить его по всем пяти этажам. Вверх и вниз. На звук, не глядя. Как это должно было помочь ей в поисках двери, она не понимала.
Инга шла по территории, которая называлась Южным берегом. Здесь было много крошечных баров с танцполом под открытым небом, где по вечерам танцевали сальсу, дальше тянулись спортивные площадки и лодочные станции. Она быстро шла мимо пустых строений.
В начале поисков она пыталась открывать все двери. И первое время ожидала, что за каждой дверью может оказаться ее мир. Она ходила по комнатам, не обращая внимания на людей, и открывала двери. Некоторые возмущались, некоторых ее поведение пугало, но большинство считало это забавной и непонятной игрой. Об Инге говорило все побережье. Многие специально приходили на нее поглазеть. Кое-кто пытался помогать. Она отмалчивалась. Они только мешали.
Потом появились последовательницы. Молодые девушки объявили, что они отказываются от мужчин и становятся девственницами. Что они закрывают себя для посторонних и таким образом открывают двери в мир. И что все двери должны быть открыты. Подражая Инге, они коротко стригли волосы и были небрежны в одежде. И старались находиться в людных местах. Ингу они обожали и окружали навязчивой заботой. Она от них пряталась.
Вскоре она сообразила, что совсем не обязательно открывать дверь, чтобы понять, что это не та дверь. Через некоторое время она начала чувствовать обычные двери так, как чувствуют на коже прикосновение ветра. Из каждой двери чуть-чуть сквозило, тянуло теплом или прохладой. И пахла каждая дверь чуть по-своему, иначе. Но это было совсем не то, что она искала. За каждой дверью было все то же побережье с его беспечными и доброжелательными обитателями.
Инга дошла до края Южного берега. Дальше тянулся пустой пляж, потом лес, потом горы. Что за горами, неизвестно. Ингу не интересовало, как устроен этот мир, откуда на побережье попадают люди, почему все здесь молоды и нет ни детей, ни стариков. Она видела, что побережье неоднородно, реальное вещественное пространство чередовалось с пространством тонким, блеклым, горы в таких местах казались нарисованными поспешно и торопливо, море выглядело плоским, облака выполнены грубыми мазками. В таких местах озноб пробегал по коже, кончики пальцев покалывало, хотелось проткнуть мир, как лист бумаги, но... не получалось. От бессилия Инга стискивала зубы.
Солнце поднялось высоко. Она вытащила кубик и посмотрела сквозь него на солнце. Шарик звенел в глубине. Инга сжала кубик в руке и пошла обратно. Порой ей начинало казаться, что Алла посмеялась над ней и никакой двери нет.
Навстречу попадались люди с полотенцами на плечах. Узнавали Ингу, показывали на нее пальцем, улыбались. Она ускорила шаг.
Шарик вдруг звякнул, уткнувшись в стенку стеклянного лабиринта. Этот тихий звук показался ей грохотом. Она резко остановилась, медленно поворачивая голову, пальцы похолодели. Среди свежего морского воздуха, запаха песка и тропических деревьев ей почудились выхлопные газы проезжающих мимо машин. Запах, невозможный для побережья. Она шагнула вслед за запахом. Да, так и есть, дождь, мокрый асфальт, вечерний город, люди, недовольные, раздраженные, идут по тротуару, закрываясь зонтиками. Инга шагнула дальше. Тонкое, слабое, едва уловимое ощущение двери на выход. Ее двери. Ни с чем нельзя перепутать. Наконец-то получилось, нашла...
Перед ней было многоэтажное жилое здание, белое, как и все здания на побережье. Прозрачные двери гостеприимно распахнуты. Внутри был холл, просторный и пустой, у стен стояли диваны, низкие столики, разлапистые пальмы в кадках. У дальней стены виднелись коридоры, где, должно быть, располагались лестницы. По холлу шли в обнимку парень и девушка, шлепали по полу босыми ступнями. Ее двери не было.
Инга растерянно потерла глаза. Она не могла ошибиться. Она ясно чувствовала дверь на выход. Дверь, от которой пахло домом.
Она огляделась, потом подняла голову. Дверь была на потолке.

Инга сутками сидела в холле, караулила дверь. Урывками спала на диване, рывком просыпалась, проверяла, на месте ли дверь. Дверь была на месте. На трехметровом потолке, в шаге от стены. Стена была гладкая, отделанная похожими на мрамор плитами. Зазоры между плитами были крошечными, даже ногтем зацепиться не за что. Не забраться.
Инга сидела под дверью, крутила кубик.
По холлу ходили люди, улыбались друг другу, рассказывали, как прошел день и чем они займутся завтра. Люди были текучи, как вода. Красными от недосыпания глазами Инга следила, как девушки, мельком глянув в зеркало, меняли прическу, из воздуха доставали помаду, красили губы и роняли не нужный больше тюбик на пол. И тюбик исчезал, не успев коснуться пола.
В противоположном углу холла устроили дежурство Ингины последовательницы, девчонки с бритыми головами. Сидели по трое и следили за Ингой. Порой то одна, то другая теряли контроль над собой, и у них стремительно отрастали волосы. Провинившуюся строго отчитывали, она стояла, низко опустив голову, и старалась быстрее придать себе правильный вид. Первое время Инга наблюдала за ними, потом перестала. Ее собственные волосы, исчезнув однажды, теперь росли так, как и положено — медленно. Ей было все равно.
Когда Инга засыпала, девчонки подкрадывались к ней и оставляли поднос с едой. Инга не чувствовала ни благодарности, ни раздражения. Она ничего не чувствовала, кроме желания пройти в дверь.
Голова болела, под глазами хрустел песок, тело было вялым. Она не помнила, сколько здесь сидит. Порой даже забывала, зачем ей нужно попасть по ту сторону двери. Держала в руках кубик, устало следила за перемещениями шарика. Потолок. Потолок должен стать для нее стеной, а стена — полом. Шарик неустанно двигался по стеклянным стенам, переходил с этажа на этаж. Легкий поворот руки — и пол становился для него потолком, стена становилась полом. Инга играла с пространством, изменяя его по своему желанию.
Она моргнула. Холл был полон людьми, они сидели на диванах, на стульях, на полу, бродили группами, громко разговаривали и жестикулировали. В толпе промелькнули хохочущие Мишель и Джастин.
Глаза закрывались. Инга потерла их рукой. Каждый человек в холле был Аллой. Алла разговаривала сама с собой, сама себя целовала, сама с собой кокетничала, спорила, ненавидела и обожала. Пожалуй, это было бы страшно, если бы Инга так не устала. У нее не оставалось сил бояться.
Она встала. Кожа горела от прихлынувшей крови, ладони стали горячими и мокрыми, сердце колотилось. Инга зажмурилась и шагнула на стену.
Пространство холла медленно и неохотно поворачивалось на 90 градусов. Инга шла, ощущая, как ее тянет обратно, как еще немного и она опрокинется на спину. Движения давались с усилием, будто она шагала под водой.
«Только не открывай глаза. Только не открывай глаза...» Все равно открыла.
Дверь была прямо перед ней, простая деревянная дверь с круглой ручкой. Она уцепилась за ручку, дернула на себя. Закрыто.
Инга чуть не заревела от обиды.
Внизу замерли люди, молча глядя на нее. Каждый был как кукольная Алла с яркими нарисованными глазами и ртом.
Инга понимала, что еще немного и она упадет. И во второй раз у нее не получится.
Всем телом она навалилась на дверь, и та распахнулась. Дверь открывалась наружу.
Кубарем Инга полетела за дверь, вниз. Шлепнулась на жесткий ковер, ободрав голые коленки и локти.
Перед ней был узкий коридор без окон, на полу лежала темно—красная дорожка. Круглые светильники располагались вразнобой по потолку и стенам, то на уровне плеч, то у самого пола, и это создавало странное, обманчивое освещение. Инга обернулась. За спиной был такой же коридор.
Ее умение разглядывать окружающий мир подсказывало ей, что этот коридор был самый настоящий, реальный до самой маленькой ворсинки в ковре, до самой крошечной царапины на стене.
Она посмотрела наверх. Ее дверь была на потолке. Как и там, в мире побережья. Она представила, как по ту сторону двери вверх ногами по прибрежному песку ходят люди, как плещется наверху море, а солнце ходит по низу. Закружилась голова.
Инга оперлась о стену. Нет смысла об этом думать. Она проверила, цел ли в мешочке стеклянный кубик и не выпала ли пятитысячная купюра из кармана шорт. И быстро пошла вперед. Этот коридор беспокоил ее, хотелось скорее выбраться отсюда и оказаться дома.

Коридор
Она шла и шла, а коридор не кончался. Коридор поворачивал то влево, то вправо, то сходил под уклон, то поднимался. Светильники скакали по стенам и потолку, порой оказывались на полу. Неяркий ускользающий свет размазывался и переходил в колышущиеся тени. Но больше всего Ингу беспокоили двери. Они прихотливо располагались в стенах, на разном уровне от пола, могли оказаться на потолке или же на полу, под ногами. Двери на полу Инга обходила с особой осторожностью. Боялась, что они вдруг распахнуться, и ее затянет в чужой мир.
От каждой двери исходил еле слышный звук. Обостренное сознание воспринимало этот звук так, как ощущается на коже легкое движение воздуха. Она чувствовала двери всем телом, но боялась думать об этом. Она устала, ей хотелось быстрее найти выход и вернуться домой. Боялась, что если присядет отдохнуть, то заснет, а проснется снова на побережье.
Завернув за очередной поворот, Инга вдруг увидела человеческую фигуру. Впереди кто-то шел по коридору.
— Эй, послушайте! — крикнула Инга, но из горла вырвалось только слабое шипение. Она так долго молчала, что теперь голос не слушался ее.
Человек быстро удалялся.
— Подождите! — откашлявшись, крикнула Инга. Побежала следом. — Постойте!
Человек даже не обернулся. Он двигался вперед громадными прыжками, внезапно очутился на стене и побежал, перепрыгивая через двери. Он держался параллельно полу, и это выглядело так естественно, словно такой способ передвижения был самым удобным и не доставлял ему никакого труда. В следующее мгновение он оказался на потолке. А потом его уже не было видно.
Инга стояла, ошеломлено глядя ему вслед. С коридором впереди что-то происходило. Ей это не нравилось, тревожило. Нехотя, она побрела вперед.
Коридор на глазах уменьшался, сжимался в одну точку.
Она остановилась. Коридор как коридор. Вот светильники, вот очередная дверь. Сделала пару шагов.
Как только она начинала двигаться, коридор уменьшался. Светильники сжимались до размеров яблока, ковровая дорожка на полу становилась ленточкой, и Инга уменьшалась тоже.
Она испуганно затрясла головой. Там, впереди, все сходилось в одну точку, все становилось ничем. И она сама там станет ничем, крошечной пылинкой, ничтожной, несуразной. Нет, нет.
Она развернулась и побежала обратно. Когда коридор стал нормальным, пошла шагом. Едва переставляя ноги от усталости, добрела до своей двери. Дверь была на прежнем месте, на потолке, и все также пахла морем и нагретым на солнце песком. За дверью были веселые беспечные люди, много развлечений, вкусной еды и никаких забот. Инга сжала губы, отвернулась и пошла в другую сторону.
Узкой кишкой коридор тянулся в бесконечность. Инга шла, опираясь о стену. Ноги гудели, в горле пересохло, а в голове, как в стеклянном лабиринте, шариком вертелась только одна мысль — идти вперед. Если она остановится, реальность коридора обернется против нее, и ее не станет.
Круглые светильники пульсировали на стенах — это были глаза коридора, которыми он разглядывал Ингу. Жесткая ковровая дорожка шевелилась от ее шагов — это был язык коридора, которым он пробовал Ингу на вкус. Каждая встреченная дверь тянула к себе.
Она не заметила, когда коридор снова начал уменьшаться, стягиваясь впереди в одну точку. Руками сжала голову. Представилось, что коридор — это громадное подобие сосиски, закрученной на концах, а она — внутри. Взглянула на потолок. Тот дернулся и, как маятник, закачался вправо—влево. Подавила подступающую к горлу тошноту. Автоматически, не осознавая, вытащила кубик. В стеклянном лабиринте привычно катился шарик, звякал, касаясь стен. Сосредоточилась на шарике, на его спокойных неторопливых движениях, довела его до последнего уровня, а потом резко перевернула кубик. Низ превратился в верх, последний этаж — в первый.
«Не бойся. Не бойся. Не бойся…»
Сердце билось в горле, было жарко и душно. Коридор плыл вправо, правая стена становилась полом, потолок — стеной. Инга выдохнула и побежала вперед по прямой, а коридор крутился вокруг нее, сжимаясь. По кругу мелькали светильники, ковровая дорожка оказывалась то сверху, то сбоку.
Потом вдруг все закончилось, и она упала. Испуганно оглянулась, отползая подальше. Коридор за спиной пульсировал и заворачивался, как раковина. Она прошла, у нее получилось. Впереди было нормальное пространство, где стены не прыгали на потолок, а коридор не ужимался до размеров пылинки. Облегченно вздохнув, Инга свернулась калачиком на полу и неожиданно заснула, положив руку под голову. Ладонь продолжала сжимать кубик. Металлический шар докатился до квадратного отверстия, перехода на второй этаж, тихо звякнул и самостоятельно продолжил свой путь по лабиринту.

Приснилось страшное. Во сне она кричала, била руками по мягкому, страх сковывал тело. Подкрадывалось что-то противное и ужасное, ползло по коленям, а она не могла пошевельнуться.
С усилием Инга открыла глаза. На полу перед лицом лежал кубик, в глубине которого вибрировал шар. Недоумевая, она взяла его в руку. Шарик докатился до ближайшей стенки и затих. Должно быть, показалось со сна, что он движется сам.
Она огляделась. Этот коридор, в отличие от предыдущего, был ярко и правильно освещен — по потолку тянулись длинные лампы, забранные решетками. Стены выкрашены бледно-голубой краской, на полу плитка. И никаких дверей. Далеко впереди виднелась арка. Обычный коридор, такой, как в школе, но тревожное ощущение, оставшееся от сна, не проходило, по спине бежал холодок. Она была абсолютно одна в пустом коридоре.
Инга поднялась и пошла вперед, касаясь рукой стены, прохладной и гладкой. Это прикосновение казалось знакомым, но она не могла понять, откуда и что это означает. Беспокойство усиливалось, прокатывалось по телу, покалыванием отзывалось в пустом желудке и щекотало кончики пальцев. Ей хотелось разрыдаться и рассмеяться одновременно.
Не в силах сдерживаться, она побежала вперед. Арка оказалась перед ней пугающе быстро. С колотившимся сердцем и слезами на глазах она остановилась на пороге. Дурнота сжала горло, Инга до боли в пальцах вцепилась в стеклянный кубик.
За аркой был просторный холл, пол в шахматном порядке выложен черными и белыми плитами, стоят стулья с высокими спинками. Пространство холла было сдвинуто по отношению к пространству коридора градусов, примерно, на 45. Но это было не самое страшное. Страшным было то, что стулья стояли группами по двое-трое, наклонялись друг к другу и поскрипывали.
— Разговаривают, — потрясенно прошептала Инга.
Она почувствовала, как жаром пылают ладони и какой холодный пол под ногами. Стало трудно дышать, она открывала рот и с трудом глотала затхлый мертвый воздух. Ей было страшно, непонятно, необъяснимо страшно.
С ужасом она поняла, что стулья перестали скрипеть и развернулись в ее сторону. Тянулась гнетущая, давящая тишина.
Инга зажала рот рукой и укусила себя за палец. И не почувствовала боли. Свет обжигал, запах грохотал в пространстве, а звук имел привкус клубничного ароматизатора. Но все перекрыл страх, завернулся воронкой и потянул Ингу вглубь. Сил сопротивляться — не было.
По холлу бежал человек, на ходу расшвыривая стулья. Инга, не понимая, следила за ним взглядом. Человек бежал к ней и что-то кричал. Она видела, как он открывает рот и выталкивает слова, но ничего не понимала.
Тогда он схватил ее за руку и потащил за собой. Инга с облегчением закрыла глаза и вдруг обнаружила, что тело вновь ей послушно. Вцепившись в своего спасителя, она бежала, когда он бежал, и останавливалась, когда он останавливался. Страх таял хлопьями и оставался позади.
— Садись, — сказали ей. Опираясь спиной о стену, Инга сползла на пол.
— Открой глаза.
Она замотала головой.
— Открой.
— Нет, — произнесла она и вздрогнула от звука своего голоса. Хриплый скрежет металла, а не голос.
— Глупая, — констатировал факт собеседник. — Пей.
В руку что-то легло. Она пощупала. Плоская коробочка, в которой что-то булькает. Фляжка. Прижала ко рту и с усилием принялась глотать сладкую жидкость. С каждым глотком ей становилось лучше. Она пила, захлебываясь, пока фляжку не выдернули из ее рук.
Тогда она осторожно приоткрыла глаза. Напротив сидел парень, ее ровесник, смотрел хмуро и недружелюбно, запихивал фляжку в потрепанный рюкзак.
— Ты кто? — спросила Инга.
— А ты кто? — буркнул он в ответ.
Она открыла рот и вдруг задумалась. Простой вопрос поставил ее в тупик. Кто она? Инга Зимина? Дочь своих родителей? Ученица 9 «Б»? Неудачница, заблудившаяся в коридорах?
— Я человек, — неуверенно сказала она.
— Уже хорошо.
Он застегнул рюкзак и кинул на пол. Инга зачарованно следила за его движениями. Парень был каким-то… она не могла сформулировать… реальным. Внимательные серые глаза, глубоко посаженные, колючие, упрямо сжатый рот, голые руки, худые и загорелые. На парне красовалась застиранная майка и штаны цвета хаки, обтрепанные понизу, на ногах растоптанные сандалии. До Инги, наконец, дошло, что это первый нормальный человек, которого она видит с тех пор, как за ней захлопнулась дверь дома по улице Родины.
Она схватила его за руку, сжала твердые и теплые пальцы.
— Ты… настоящий?
Он усмехнулся.
— Туго соображаешь. Я настоящий и ты настоящая. Какого черта ты там шлялась? Все мне испортила.
Инга озадаченно прикусила губу.
— Я искала… дверь.
— Все тут двери ищут, — раздраженно сказал парень. — За километр видно, что ты новенькая и зеленая совсем. Ходишь тут и тычешься во все двери, какие откроются. Знаешь, как кто? Как глупый покемон!
Инга опустила голову. Она вдруг мучительно сообразила, что сидит рядом с парнем, с ровесником, и выглядит как полная идиотка в своих коротких шортах, в майке, едва прикрывающей грудь, на голове короткий ежик белесых волос, глаза, конечно же, красные и опухшие от недосыпания. К тому же она каким-то образом помешала ему в том зале с черно-белыми плитами, и он теперь сердит на нее. В глазах стало горячо, она торопливо вытерла их кулаком и поднялась.
— Ну, я пошла тогда. Спасибо, ты меня выручил. Извини, что помешала.
— Стой, куда пошла…— Его голос смягчился. — Куда ты пойдешь? Обиделась, что ли? А ты не обижайся! Ну и что, что покемон! У покемона есть одно важное преимущество. Знаешь, какое? Покемон может перейти на следующий уровень. Поняла?
— Да, — быстро кивнула Инга. Она ничего не поняла, но ей ужасно не хотелось снова остаться одной в этих жутких коридорах. Лучше она будет рядом с человеком, который может ей рассказать, что тут происходит.
— Меня Сэм зовут, — сказал парень.
— Инга.
Он поднялся, закинул рюкзак за спину.
— Пойдем, Инга.
— Куда?
— В убежище. Долго в коридорах нельзя оставаться.
Он шел быстро и уверенно, Инга едва поспевала за ним. Коридор нырнул под арку и превратился в просторный зал, на полу блестел покрытый лаком паркет, стены выкрашены бледно-розовой краской, потолок белый, как и положено. В центре потолка располагалась одна-единственная дверь. Светильников или ламп не было, но, тем не менее, по залу струился ровный спокойный свет.
Сэм остановился и предупреждающе поднял руку. Инга ткнулась носом в его плечо.
— Ты чего?
— Тихо. Идем не быстро и не медленно. И помолчи.
— Пусто же… — пожала плечами Инга.
— Замолчи.
В молчании они пересекли зал и углубились в коридор, казавшийся темным и хмурым по сравнению со светлым залом.
— Сколько времени ты тут бродишь? — заговорил Сэм.
— Не знаю.
— Сколько коридоров прошла?
Она нахмурилась, вспоминая. Закрученный на концах коридор и коридор, который привел ее в холл с черно-белыми плитами.
— Два…
— Всего два! — он усмехнулся. — Поэтому слушай меня и делай, как я скажу. Скажу прыгать — прыгай. Скажу падать — падай. Объяснять потом буду. Первое время будешь за меня держаться, а потом, когда привыкнешь, наши пути разойдутся. Договорились?
Инга молчала. Ей не нравились интонации в голосе Сэма, нотки приказа и снисходительного покровительства. Что он о себе воображает? Но она понимала, что одной ей отсюда не выбраться.
— А ты сколько коридоров прошел?
— Семьдесят девять. Конкретно этим иду в пятый раз.
Инга была поражена. Семьдесят девять коридоров! Сколько времени нужно, чтобы их обойти? Она подумала, что пока пойдет вместе с Сэмом и будет выполнять его бредовые требования, но при первой же возможности попрощается с ним.
— Хорошо, договорились. Скажи, что это за место?
— Ты имеешь в виду Дом?
— Наверное… Где мы?
Сэм вздохнул.
— Я думаю, что этот Дом как переходное звено между мирами. За каждой дверью здесь свой мир.
— Это я и сама поняла, — нетерпеливо перебила Инга. — Но зачем это?
— Чтобы попасть из одного мира в другой! Это же очевидно! Те, кто умеют находить в коридорах дорогу, с легкость ходят между мирами.
— Ну и зачем? — не унималась Инга.
— Черт его знает, — с досадой сказал Сэм. — Торгуют.
Инга задумалась. Свой мир за каждой дверью. За каждой. А сколько дверей она видела? Она не считала. Сэм сказал, что прошел семьдесят девять коридоров. И в каждом коридоре, наверняка, были десятки дверей. Сотни дверей. Бесконечное множество миров, неизвестных, чужих и страшных. Жизни не хватит, чтобы открыть все двери и обойти все миры.
Она приуныла. Как найти ту единственную дверь, которая ведет домой, в ее мир? Конечно, не такой уж это был хороший мир, чтобы хотеть туда вернуться. Скажем прямо, это было отвратительное место, и Инга не раз желала оказаться где угодно, но только не там. И вот теперь, когда ее невысказанное желание исполнилось, она хочет вернуться. Зачем? Не лучше ли открыть любую дверь и шагнуть в первый попавшийся мир? Быть может, другой мир сделает ее другим человеком? Уверенной в себе, не боящейся поступать так, как она считает нужным… Ведь в мире Побережья ей это почти удалось. И если бы не нелепая случайность, она бы по-прежнему оставалась там, ослепительно прекрасная, и совершенно не помнила бы себя - настоящую.
В смятении Инга торопливо шагала за Сэмом по темному коридору. Двери попадались примерно через каждые пять шагов, какие-то невзрачные, хлипкие на вид, заляпанные краской и с ржавыми ручками. Но как бы невзрачно они не выглядели, это были двери в другие миры. Инга с трудом преодолела желание распахнуть ближайшую дверь. Сначала она вернется домой и отдаст Женькин долг. А потом, может быть, она отправиться на поиски своего мира. Ведь теперь она знает, как это сделать.
— А те, которые торгуют и ходят между мирами, откуда они знают, каким коридором им нужно пройти и какую дверь открыть?
— Хотел бы и я это знать, — со злостью процедил Сэм. — Они держат это в секрете. Если все смогут шляться между мирами, то как эти уроды будут торговать? Их умение — это самая большая тайна в Доме.
Инга вздохнула. Все оказалось гораздо сложнее, чем она себе представляла.
— А как ты тут оказался?
— Подошел мужик на улице и попросил проводить. Если бы знал, послал бы этого мужика подальше. Урод.
— Меня тоже попросили проводить…
— Да все тут так оказались, все! Думаешь, ты одна такая особенная? Да тут целые толпы обормотов шатаются! И все ноют: где моя дверь, где? Ой, мы опять не туда попали, как нам выбраться? Тьфу!
Инга решила больше ни о чем не спрашивать. Сэм ей нравился все меньше и меньше, и она уже жалела, что пошла с ним.
— Миры попадаются один хуже другого, — говорил он. — Последний такой помойкой оказался, тебе и в страшном сне не приснится. Еле выбрался! Мой тебе совет — тысячу раз подумай, прежде чем открыть в этом проклятом Доме хоть одну дверь. Но эти гады все предусмотрели! Нельзя долго по коридорам шарахаться! Тут порой такая чушь начинается, что хочешь - не хочешь, а забежишь в первую попавшуюся дверь. — Он сжал Ингино плечо, уставился бегающими глазами. — Эй, как там тебя? Ты меня слушаешь? Хочешь, скажу, что тут самое страшное?
Его зрачки сузились. Инга сбросила его руку, отбежала подальше.
— Сэм, перестань! Ты меня пугаешь…
Он стоял на месте, тяжело дышал. Потом со злостью пнул ближайшую дверь.
— Ты еще мелкая, — сказал тихо, — новенькая. Ни черта не понимаешь. Ладно, пойдем. Пойдем, не бойся! Не съем я тебя.
Он попытался улыбнуться, но вышла кривая ухмылка. Инга подумала, что, должно быть, он очень давно не улыбался.
В молчании они дошли до конца коридора и остановились перед аркой. Инга осторожно выглянула из-за плеча Сэма и ахнула.
Впереди было огромное помещение, пол уходил далеко внизу, потолок был высоко наверху, и сверху вниз, от стены к стене бежали лестницы. Они  соединялись друг с другом под немыслимыми углами и вдруг расходились. Некоторые висели в пустоте, ни на что не опираясь, некоторые были присоединены к стенам. По этим лестницам можно было подниматься, но очутиться внизу, спускаться, но прийти вбок, идти — и стоять на месте. Пространство изгибалось, свет лился слоями, верх и низ перепутались местами и норовили скользнуть в сторону. Взгляд блуждал, не зная, за что зацепиться, мозг отказывался принять эту картину. Сердце колотилось, лоб покрылся испариной. Инга автоматически вынула стеклянный кубик — шарик бился в его глубине и самостоятельно спешил по лабиринту третьего этажа. Хватая ртом тяжелый горячий воздух, Инга следила за ним. Шарик добрался до квадратного отверстия, подпрыгнул и очутился на втором этаже. Она перевела взгляд на лестницы и внезапно осознала. Каждая лестница существовала в своем собственном пространстве.
— Ты видишь это? — прошептал Сэм. — Ты должна это видеть. Потому что если ты этого не видишь, то тебе конец, ты долго не протянешь. Это невозможно ни понять, ни объяснить. Это нужно увидеть самому.
— Вижу, — шепнула Инга. Она понемногу привыкала, и ей уже не было так страшно, как в закрученном коридоре, и, уж конечно, не так страшно, как в зале с черно-белыми плитами. Беспокойно и волнительно, как перед чем-то неизвестным, но не страшно.
Она чуть повернула кубик и, чувствуя легкое головокружение, увидела, как холл медленно поворачивается вокруг невидимого центра.
— Молодец, — одобрительно сказал Сэм. — Попробуй сама. Вон наша лестница.
Перевернутая ступенями вниз лестница уходила от противоположной стены под потолок.
Оставляя неподвижным пространство коридора, в котором они стояли, Инга вертела холл, стараясь, чтобы нужная лестница оказалась перед ними. Тяжелый неповоротливый холл медленно разгонялся, а потом начинал крутиться все быстрее. Инга с трудом заставляла его затормозить, чтобы повернуть в другую сторону. Переплетение лестниц плыло перед глазами, она теряла нужную, промахивалась, пыталась снова, но так ничего и не добилась. Усталость сковывала тело, пальцы онемели, вцепившись в кубик.
— Хватит, — наконец, сказал Сэм. — Научишься еще. Давай я.
Инга облегченно отпустил холл, и тот бестолково завертелся, как елочная игрушка на блестящей нитке.
Сэм подхватил движение холла и легко развернул. Лестница оказалась перед их ногами, она вела вверх к темной узкой арке.
— Тебе не нужна эта штука, — хмуро сказал Сэм, глядя, как Инга прячет куб в мешочек на шее. — Это для тебя — как костыль для того, кто умеет ходить.
Инга промолчала. Она не знала, есть ли связь между шариком в стеклянном лабиринте и вращающимися коридорами. Ей казалось, что без кубика ничего не получится, но только что на ее глазах Сэм перевернул холл и даже руками для этого не пошевелил. Но кубик так долго был с ней, что она не могла от него отказаться только потому, что какой-то мальчишка считает это глупостью.
Медленно переставляя ноги, Инга поднималась по лестнице вслед за Сэмом. Пол, точнее, то, что сейчас было полом, пряталось далеко внизу под переплетениями лестниц. Над каждой струился ровный свет, то бледно-лимонный, то холодно-голубой. Против воли, Инга смотрела вниз и не могла оторваться. Она так устала. Она больше не может, нет, нет. Ей нравится вон та, нежно-сиреневая, уходящая в неизвестность лестница. Почему нужно идти по этой скучной черно-белой?
Сэм обернулся, когда Инга заваливалась набок, прикрыв глаза, падала в пропасть. На ее лице лежал мертвенно-сиреневый отблеск.
Сэм резко дернул ее к себе, потащил вверх по ступеням и бросил на пол темного коридора.
— Дура, ну какая же дура. Ни инстинктов, ни самосохранения! — бормотал он. Инга ворочалась на полу, понемногу приходила в себя. — Какого черта ты туда пялилась?
— Я не знала… — слабо произнесла она.
— Не знала она! — Сэм дернул ее за руку. — Пойдем! Я же сказал, что в коридорах нельзя долго оставаться. И зачем я с тобой связался!
Она поднялась и заставила себя пойти вслед за Сэмом. Он снова ее спас. Что она там увидела, в этих сиреневых, будто чернилами нарисованных лестничных пролетах? Что ее туда потянуло? Она не знала. Зато понимала, что Сэм ее спас, и поэтому она не может сердиться на его и обижаться на его слова.
Этот коридор был темнее всех предыдущих и очень узкий, они могли идти только по одному. Инга осторожно потрогала стену — мягкая, покрытая тканью с длинным ворсом или мхом. Пальцы стали влажными. Инга торопливо вытерла их об шорты.
— Слушай меня, — не терпящим возражения голосом сказал Сэм. — Сейчас мы придем… я называю это место убежищем. Что-то тебе там может показаться странным или страшным. Кто тебя знает, ты такая впечатлительная… Ни на что не реагируй. Помни, это место безопасно. Веди себя так, будто все это сотни раз видела и тебе ничего не интересно. И никому не говори, что ты новенькая. Новеньких все стараются облапошить. Поняла?
— Да.
Коридор сделал поворот, и они оказались в просторном зале, края которого тонули во мраке. На уровне колен по стенам шла жирная полоса фосфоресцирующей зеленой краски, испускающей блеклый свет, и это было единственное освещение, да еще в глубине зала стоял светящийся куб. В полумраке угадывались очертания предметов и бродили какие-то фигуры, за которыми тянулись длинные тени.
Сэм уверенно шел вперед, и Инга шагала за ним, стараясь держаться одновременно независимо и незаметно. При ближайшем рассмотрении фигуры оказались людьми, многие были странно и неопрятно одеты, порой попадались личности в совершенно невероятных лохмотьях, но это были люди, просто тусклое освещение снизу вверх придавало им фантастические очертания. Люди сидели за столиками, разговаривали, толпились около светящегося куба, и по азартным выкрикам можно было заключить, что они играют в неизвестную игру. Огромное помещение поглощало звуки, но запахи скрыть не могло — пахло табачным дымом, несвежей одеждой и дурной, плохо приготовленной пищей. Но хотя запах еды был мерзкий, у Инги заурчало в животе, и она сглотнула.
Сэм подвел ее к пустому столику у стены, грязному и липкому.
— Посиди здесь.
Обеспокоенная Инга поймала его за руку.
— Ты куда?
— Туда, — он показал в дальний угол. Там краска на стене была ярче, а разговоры тише. Там стоял огромный человек, мохнатый, неопрятный, от нечего делать разглядывал свои кулаки размером с Ингину голову. В его манере поводить плечами проскальзывало что-то звериное.
— Что ты пялишься? — сердито зашептал Сэм. — Я же сказал тебе не пялиться! Это Гроган, в его мире все такие… Сиди тихо!
Инга торопливо уставилась в пол. Сидеть тихо она отлично умеет. Сколько времени она провела в школе, шлифуя это мастерство — сидеть тихо, неприметно, не высовываться. Она думала, что если будет незаметна, то с нею ничего и не случиться. Но потом появилась Верочка, и как Инга ни была осторожна, как ни уклонялась от столкновения и ни сносила все Верочкины придирки, все равно не могла избежать беды.
Воспоминания о школе придали скверный привкус настоящему. Сейчас, как и тогда, в школе, вокруг Инги текла странная, неизвестная, интересная жизнь, а она была в стороне, она ни в чем не участвовала, не принадлежала ничему и никому.
Назло отсутствующему Сэму, Инга выпрямилась, подняла голову и принялась открыто все разглядывать. Глаза успели привыкнуть к полумраку и зеленому освещению, и теперь она видела больше, чем прежде.
За соседним столиком сидела старуха, закутанная в ворох одежды так, что казалась кулем, из которого торчат руки и голова с растрепанными седыми прядями. Сбоку на волосах висела заколка — красный бант в обсыпавшихся блестках. Старуха высматривала кого-то в зале, потом быстро строчила в толстой тетради, с треском выдирала лист, сминала и отбрасывала от себя. Пол вокруг был усеян скомканными бумажками. Старуха бросала смятые листы одним и тем же жестом, но комки летели в разных направлениях, порой задевая играющих у светящегося куба. На старуху никто не обращал внимания.
Внезапно она глянула на Ингу, черканула на листе — и в ее сторону полетел смятый комок. Шлепнулся ровно в центре стола. Инга растерянно взглянула на старуху. Та, казалось, была поглощена собой и своим занятием. Инга осторожно притянула комок к себе и развернула. Четким красивым почерком, по которому не скажешь, что это писала дрожащая старческая рука, на листке была выведена фраза: «Каждый встреченный незнакомец означает нас самих». Что бы это значило?
Инга смяла листок, опустила руку под стол и будто случайно выронила. Комочек покатился к старухе. Инга посмотрела туда, куда ушел Сэм. Его там не было, и громадного человека тоже. Тогда она подперла голову рукой и принялась разглядывать окружающих в зале.
Пожалуй, людей можно было разделить на две категории. Те, кто толпились около светящегося куба, кричали и спорили, те, кто сидели за столиками в полумраке и, сдвинув головы, обсуждали что-то шепотом, — те казались нормальными людьми, которые занимаются обычными вещами. Другую категорию составляли одиночки, которые вели себя странно и непонятно, вроде старухи с ее исписанными листами.
От стены к стене, пересекая зал, бродила нагая девушка, заторможено переставляла ноги в туфлях на высоком каблуке, глядела перед собой ничего не выражающим взглядом. Худенькое тело, маленькие груди с торчащими вверх сосками, острые коленки и локти — все было открыто, все вызывало жалость своей беспомощностью, но никто на нее не смотрел. Девушка добиралась до стены, поворачивалась и шагала обратно.
В стороне, на полу, расположилась группа маленьких существ. Сперва Инга решила, что это дети, но существа больше походили на карликов. Они выдирали друг у друга из рук какую-то пищу, жадно с чавканьем пожирали, неуклюже дрались, крошечные глазки на сморщенных личиках светились злобой и ненавистью.
Инга торопливо отвела взгляд и увидела вдруг высокого красивого парня. Он стоял невдалеке от карликов и небрежно играл золотой цепочкой. Поймав взгляд Инги, он улыбнулся ей как старой знакомой и сказал, кивая на карликов:
— Ты их тоже видишь? Это мои нерожденные дети.
Инга в ужасе отвернулась. Ненормальный. Что он говорит, такого просто не может быть.
— Грехи наши! — выкрик перекрыл людской гул. По залу шел бородатый мужчина в драповом пальто с облезлым воротником и валенках, опирался на палку и выкрикивал: — Грехи наши — вот то, что не дает нам пройти в дверь!
— Притащился! — недовольно произнес парень с золотой цепочкой и пошел в дальний конец зала. Карлики озабоченно запищали и поспешили за ним, переваливаясь на коротеньких ножках.
— Прелюбодеяние! Чревоугодие! Гнев! Гордыня! — кричал мужчина, выкатив глаза и брызгая слюной. — Вот враги наши! Очиститесь! Только тогда вы сможете найти свою дверь!
Его слова по-разному действовали на окружающих: кто-то демонстративно уходил, кто-то насмешливо и злобно принимался спорить, некоторые встали на колени и раскачивались вперед-назад.
— Уходи, проповедник! Мы тебе не верим! Сам ищи свою дверь! Ты уже очистился, ты уже нашел дверь? — неслось со всех сторон.
— Безумные! Потерявшие разум! Только когда все мы очистимся, распахнуться все двери. И будут они всегда открыты. И будем мы входить в них без страха и проводить там столько времени, сколько пожелаем!
— Начинай, а мы за тобой! — хохотали из темного угла.
— Он прав! Проповедник прав! Дайте ему сказать!
Инга не слышала эти крики. Ее внимание поглотил сверкающий куб, который прежде был скрыт за спинами играющих и который она теперь разглядела. Куб был огромен и походил на бильярд, у которого внезапно выросли стенки и появилась крышка. Внутри куба в ровном мягком свете висели шары. Молочного цвета шары в спокойном сиянии. Завороженная, Инга подошла к кубу и прижала ладони к стеклу. По ее лицу блуждала бессмысленная улыбка.
Она поняла правила игры сразу, как только увидела куб целиком. Сдвигая пространство относительно одного шара и приводя таким образом шар в движение, нужно было столкнуть его с другим шаром так, чтобы последний попал в вершину куба. Это была сложная игра, которая требовала геометрической четкости и сосредоточенности. Ее крошечный металлический шарик дрожал от возбуждения в стеклянном лабиринте на шее.
Поддавшись искушению, Инга дернула пространство ближайшего шара. Шар полетел налево и вверх, а потревоженное пространство зацепило еще два шара: один поплыл вниз, другой ткнулся в стенку, отскочил и заскользил по существующей только для него плоскости. Она торопливо подхватила нарушенное пространство, при этом первое завертелось волчком, сбивая все, что попадалось в его поле.
Инга потеряла контроль. Шары беспорядочно носились по кубу, их пространства сталкивались, разлетались со звоном. Пытаясь удержать один, она нарушала хрупкое равновесие других шаров. Взгляд в панике метался по кубу, ладони прилипли к стеклу, тело пылало, краем сознания она чувствовала, как в такт сердцу колотится шарик в лабиринте на шее.
— Эй, ты что делаешь? Ты кто такая? За это платить надо, знаешь? — заговорили вокруг возмущенные голоса.
Инга не могла повернуть голову, она направляла движение шара, который летел вверх, чтобы столкнуться с другим шаром. Сухой треск удара — и второй шар попадает в левую дальнюю вершину.
— Уберите девчонку, это наша игра!
Разрываясь между летящими в противоположных направлениях шарами, Инга взглядом подкидывает третий. Рикошет от стенки, и два шара ввинчиваются в вершины. В лихорадочном возбуждении она хватает шарик и направляет в цель.
— Черт возьми! Я же тебя просил! — Сэм дернул ее за плечо.
— Нет! — выкрикнула Инга. — Не трогай меня!
Шары скользили по понятной только ей траектории, она уже освоилась, она должна доиграть.
— Пусть играет, — пророкотал за спиной голос. — Бесплатно.
Недовольные голоса тут же стихли.
Инга оторвалась от куба, только когда закатила все шары. Последние два влетели в вершины один за другим, она так разогнала шар и так расположила пространство, что шар лишь слегка коснулся другого, помогая тому попасть в цель, а сам, изменив направление, влетел в ближайшую вершину.
Инга дрожала и прерывисто дышала, игра вытянула из нее все силы, перед глазами плыли пятна. Вокруг хлопали, одобрительно улыбались.
— Хорошо играешь, — пророкотал огромный человек.
Инга в смятении уставилась на его выступающие вперед клыки и желтые звериные глаза с вертикальными зрачками.
— Скажи Грогану спасибо, глупая, — зашептал Сэм, поддерживая ее за плечи.
— Спасибо, — пролепетала она.
— Девочка отлично играет! Какой удар! — шумели в зале.
— Извини ее Гроган, видишь, она не в себе, — сказал Сэм. — Мы пойдем.
— Я не в обиде. Наоборот. Давно я не видел такой игры.
Сэм кивнул Грогану и повел Ингу через гомонящую толпу прочь из зала. Они прошли узкими темными коридорами, нырнули под низкую арку и оказались в пустой комнате, слабо освещенной разводами зеленой краски на стенах.
— Садись.
Она села на что-то, напоминающее ворох мягкой ткани. Сэм отошел и из темноты бросил ей одеяло.
— Здесь мы будем спать. Но сначала надо поесть. Держи.
Инга недоуменно завертела в руках тюбик, который дал ей Сэм.
— Что это?
— Что, что… Шары катаешь как мастер, а еду не узнаешь. Рацион П-2 из Семерки. Поняла?
Она ничего не поняла, но открутила крышку и выдавила содержимое тюбика в рот. Проглотила густую массу без вкуса и запаха. В давно пустом желудке потеплело.
— П — это значит питательный. Семерка — так мир называется, у них на дверях почему-то семь написано, легко опознать. Там война идет, никто уже и не помнит, почему и зачем воюют. Они там жрут только вот эту синтетику из тюбиков, дешево и надолго хватает, — оживленно болтал Сэм, глотая из такого же тюбика.
— У меня язык онемел, — сказала Инга.
— Это нормально, это побочное действие. Вот рацион Э-4 дает временную потерю зрения, это неприятно. Зато потом такой прилив сил!
— Что это за место? — перебила Инга.
— Убежище Грогана. Он тут главный. За деньги любого пустит тут отсидеться и отдохнуть.
— А—а… Кто были эти люди в зале?
— Неудачники вроде тебя и меня. Попали случайно в дом и теперь шастают по коридорам, дверь свою ищут. Некоторые выучили дорогу в пару миров и торгуют потихоньку, подбирают объедки со стола Торговцев. Тут все поголовно либо свихнулись, либо жулики и дрянь, поняла? Но хуже всех вербовщики.
— Почему?
— Есть такие миры, которые любой уважающий себя человек за версту обходит. Но люди там нужны. Вот вербовщики и шныряют туда-сюда, высматривают бедолагу, который по глупости туда завербуется. Поела? Теперь спи давай.
Инга послушно закуталась в одеяло и легла на что-то теплое и мягкое рядом с Сэмом. Он отвернулся и засопел. Инге не спалось. Она перебирала в памяти прошедшие события. Так много людей в зале. И все бродят по этому жуткому Дому в поисках. Как же она сможет выбраться домой, если столько людей не смогли?
Потом ее мысли повернули к залу с черно-белыми плитами, где она встретила Сэма, и озноб пробежал по телу. Она вспомнила, как с закрытыми глазами шла по этому залу следом за Аллой, когда только попала в Дом. Даже вспоминать страшно, но, должно быть, ее дверь именно там. Ей нужно пересилить страх и вернуться туда.
— Сэм! Сэм, ты спишь?
— Ну что еще? — пробурчал он.
— Скажи, в том жутком зале, где мы встретились, с черными плитами, что там было?
— Стражи.
— Какие стражи? Там стулья стояли, и страшно…
— Стулья… везет же, она стулья видела, — сонно бормотал Сэм. — Усни, наконец, или я тебя убью. Стражи там были.
— Там моя дверь, Сэм.
В ее сторону полетела подушка. Инга нащупала ее в темноте, положила под голову и закрыла глаза.

Ей снилось, что она пытается перевернуть комнату, в которой они спали. Комната не поддавалась, она оказалась неправильной треугольной формы, и Инга никак не могла нащупать центр тяжести, ее сбивали с толку острые углы.
— Проснись и верни все на место!
Она распахнула глаза и поняла, что это был не сон. Растрепанный недовольный Сэм стоял на стене и пытался дотянуться до Инги. Она ойкнула, и комната качнулась обратно. Сбитый с ног Сэм покатился по полу.
— Когда ты научишься себя контролировать? Вытворить такое во сне… И зачем я с тобой связался, — пробормотал он, держась за голову.
— Больно? — Инга чувствовала себя виноватой. Она еще толком не понимала, как ей удается переворачивать пространство и как это нужно контролировать.
— Да уж не сладко, — съязвил Сэм. — Никогда так больше не делай.
— А что… — начала было Инга, но Сэм улегся и накрыл голову подушкой.
— Ничего тебе не скажу, пока не высплюсь!
Пришлось смириться. Она заснула, и в этот раз ей ничего не снилось.

Проснулась она от слабых толчков по всему телу и возгласа:
— Самка! В его постели самка!
Инга приоткрыла глаза. Небольшая фигурка прыгала в полумраке, тормошила Сэма и толкала Ингу. Высокий детский голосок сыпал словами:
— Возмутительно! Неслыханно! А, это самка его породы! Мейран ненадолго отлучилась, а он приволок самку!
По щеке скользнуло что-то пушистое.
— Кто это такая? Отвечай, подлец!
— Мейран, — простонал Сэм, укутываясь в одеяло. — Исчезни, Мейран…
— Ты лицемер! Негодяй! Мейран тебе доверяла! — фигурка метнулась к стене и захлопала в ладоши. — Светите ярче, бездельники! Мейран хочет посмотреть, что это за самка.
Разводы зеленой краски на стене засветились ярче, и комната наполнилась ровным светом.
— Женщины… — бурчал Сэм. — Какого черта я с вами связался?
Инга разглядывала непрошеную гостью. Это была девочка с копной блестящих красных волос, одетая ярко и причудливо. Из-под коротенького платьица выглядывали панталоны с кружевами, вырез открывал плоскую детскую грудь, тонкие запястья унизаны звенящими браслетами, на шее переливаются бусы. Но больше всего Ингу изумили два пушистых хвоста, торчащие из-под юбочки, и треугольные ушки с кисточками, как у белки. Девочка перемещалась быстрыми кошачьими движениями, звенели браслеты, шуршало платье, мелькали перед глазами белые кончики хвостов. Несмотря на то, что девочка была разгневана, она была так мила, что на нее невозможно было сердиться и принимать всерьез гадости, которые она говорила.
— Какая хорошенькая! — вырвалось у Инги. — Сэм, кто это?
Девочка фыркнула и передразнила ее:
— Кто это? Кто это? А ты кто, человеческая самка?
Она подходила все ближе, и Инга ясно видела золотистую шерстку, покрывающую руки, вертикальные кошачьи зрачки в круглых оранжевых глазах, острые зубки.
— Человеческая самка, безволосая, гладкокожая, с выменем как у коровы, — шипела девочка.
Инга торопливо поправила топик. Разъяренная девочка оказалась совсем близко. Инга сгребла ее в охапку, прижала к груди и почесала за ушком.
— Что ты делаешь?! — возмущенно забрыкалась девочка.
— Какая ты прелесть, — промурлыкала Инга. Она держала ее как кошку и гладила за ушками и подбородок. Настроение девочки стремительно изменилось, она расхохоталась и замесила в воздухе лапками.
— Ой, прекрати, прекрати! Нет, почеши еще! — Она расслабилась, улеглась у Инги на коленях и заурчала. Пушистые хвостики обвили шею Инги и щекотали мочку уха. — Мейран нравится… Почеши еще, Мейран так любит…
— Хорошенькая… прелесть! Сэм, кто это?
— Кицуне, — донеслось из-под одеяла. — Лисица—оборотень. Слабенькая, двухвостая. Дорастет до девяти хвостов, такое вытворять начнет... Не верь ей.
— Мейран хорошая, — обиженно забормотала девочка. — Мейран можно верить.
— Ну—ну, — с издевкой сказал Сэм.
— Нет, правда. Мейран пришла сказать, что он появился.
— Что?! — Сэм вскочил. — Он появился? Что ж ты раньше молчала?
— Грубый человек, — глаза Мейран наполнились слезами.
— Не кричи на нее! — закричала Инга.
— Не указывай, что мне делать! — заорал Сэм.
— Не смей обижать мою самку! — выкрикнула Мейран и обняла Ингу за шею.
— Идиотки! Он появился! Где? Когда? Он на обычном месте? — Сэм вытащил из-под вороха одеял рюкзак.
— Мейран пришла, а Сэм грубый. Мейран его больше не любит!
— Извини, милая, но это к лучшему. У нас с тобой все равно ничего бы не получилось. Мы с тобой разной породы.
Инга растерянно следила, как он перекладывает в рюкзаке вещи.
— Ты куда?
Сэм взглянул на нее так, будто видел впервые.
— А, ты… Наши пути расходятся. Думаю, мы больше не увидимся. Держи, вот тебе на первое время. — Он протянул ей несколько тюбиков с рационом П-2. — Прощай.
— Нет, погоди. — Инга поймала его за руку. Она так привыкла, что Сэм рядом. И пусть он постоянно ворчит и орет на нее, но она не хочет снова оставаться одна. — Куда ты?
Сэм отвел взгляд.
— Домой. Пусть я неудачник, но мне не нужны чужие миры. Я устал скитаться по коридорам, я хочу просто вернуться домой.
— Я тоже, — прошептала Инга.
— Да? — недоверчиво переспросил Сэм. — Я ищу дверь на выход из этого проклятого Дома. Уже долго ищу, и ни разу не встречал человека, который тоже хотел бы вернуться.
Инга вспомнила школу, презрительное лицо Верочки, ухмылку Рыжего, насмехающихся одноклассников и твердо сказала:
— Мне нужно домой. Не прогоняй меня.
— Ладно, — буркнул Сэм. — Идем.
— Не-ет, — заныла Мейран. — Пусть только Сэм уходит, а самка останется.
Инга осторожно сняла с себя девочку-лисичку.
— Извини, Мейран. Ты замечательная, но я не могу тут оставаться.
Мейран обиженно надула губы и захлюпала носом.
— Люди… Грубые животные…
Перед глазами мелькнул рыжий всполох — Мейран вылетела из комнаты.
Инга расстроено посмотрела ей вслед.
— Не верь ей, — сказал Сэм, — она забудет о тебе через пять минут. Это же кицуне. Идем.
Она обвела взглядом комнату, которую теперь ярко освещали разводы зеленой краски на стенах. Комната неправильной треугольной формы, с острыми углами, под ногами пружинит мягкий пол, стены обтянуты черной ворсистой тканью. Она подошла ближе и только сейчас заметила, что то, что она принимала за полосы краски, на самом деле колония крошечных жучков, которые ползут по стене, а их спинки излучают слабое свечение. И черная ткань на самом деле не ткань, а мох, который колышется в такт движению жуков. Пол зашевелился, волна прокатилась по стенам — комната тяжело вздохнула.
— Ну ты где? — недовольно крикнул Сэм.
Инга побежала на голос, догнала Сэма в темном коридоре и выпалила:
— Сэм, комната живая!
Он раздраженно ответил:
— Послушай! Сейчас мы встретимся с одним типом, которые, если повезет, продаст нам карту. Карту, где обозначена дверь на выход! И мы сможем выбраться домой. А если ты собираешься бродить тут и бормотать всякий вздор, можешь оставаться! От тебя требуется только помолчать, а ты и с этим справиться не можешь!
Он развернулся и пошел вперед.
Инга пробормотала себе под нос:
— Сэм грубый, Сэм невоспитанный…
— Заткнись.
Инга не обратила на это внимания. Ее перестали пугать резкие вспышки раздражительности Сэма. Как бы он не ворчал, она чувствовала себя в безопасности рядом с ним.
Они шли узкими коридорами, стены по-прежнему были покрыты мхом, кое-где попадались колонии жуков. Порой в стенах встречались арки, из которых доносились хохот, невнятный разговор, стук стаканов. По коридорам скользили тонкие закутанные в ткани фигуры с подносами в руках. В душном воздухе смешался табачный дым, перегар и запахи старой пищи.
Сэм нырнул в одну из арок, за ней оказался крошечный зал с низким потолком и тремя грязными столиками. В зале был только один посетитель — за столом у стены, лицом ко входу, сидел мрачный старик.
Сэм выбрал столик подальше от старика. Инга устроилась напротив и прошептала:
— Это он?
— Я тебя убью, — процедил Сэм уголком рта.
К ним скользнула закутанная фигура, из-под слоев ткани выглядывали только неестественно белые руки да горели напряженные глаза.
— Шепелевка, — сказал Сэм.
Фигура слегка кивнула и бесшумно унеслась прочь.
Инга украдкой разглядывала старика. С ним было что-то не так. Потертая шинель спускалась на пол, на голове, как приклеенные, лежали пряди жидких волос, бледные тонкие губы кривились и дрожала рука, лежащая на столе. Казалось, что это очень старый и немощный человек. Он вдруг подмигнул ей, и Инга с ужасом увидела, как его левый глаз поплыл вниз по щеке, крючковатый нос задрался, верхняя губа обнажила редкие гнилые зубы.
Инга зажмурилась. Металлический шарик звякнул в стеклянном лабиринте на шее, по обратной стороне век расходились концентрические кольца. Она сглотнула и подавила зародыш страха.
— Чем дольше находишься в коридорах, — тихо произнес Сэм, — тем меньше остаешься человеком.
Она передернулась, представив, что в скором времени может превратиться в подобное страшилище. Как хорошо, что она встретила Сэма и скоро выберется отсюда.
Бесшумная фигура поставила перед ними на стол бутылку из толстого стекла. Сэм порылся в рюкзаке и высыпал в белую руку горсть мелких монет в виде пятиконечной звезды.
Инга погладила бутылку рукой. За стеклом бурлила жидкость, бормотала, пришептывала, приговаривала, как несуществующее море в ракушке, как дождь за ночным окном. Почудилось, что стоит лишь открыть пробку и как следует прислушаться, можно разобрать слова и, наконец, понять, о чем поет ветер в водосточных трубах, что означает узор из желтых листьев на дорожках в осеннем парке и о чем хочет рассказать зимняя вьюга.
Сэм схватил бутылку за горло и сжал, как ядовитую змею.
— Какая ты впечатлительная. Не смей слушать шепелевку. Пойдем. И что бы ни случилось — молчи.
Они подошли к старику и сели за его столик. Тот без интереса посмотрел на них, шевеля трясущимися губами, потом перевел взгляд на бутылку и оживился.
— У нас к тебе дело, — сказал Сэм и выдернул пробку. Шипение расползлось по залу, неразборчивый говор, бормотание, унылая песня на другом берегу реки, и вдруг все стихло — старик накрыл горлышко своей костлявой ладонью. С хлюпаньем жидкость втянулась в его руку.
Инга отвернулась и справилась с подступившей к горлу тошнотой.
Старик раскачивался, прислушиваясь к тому, что пела ему бутылка. Его глаза вращались, рот приоткрылся, а нос все ниже нависал над губами.
Сэм невозмутимо ждал.
Наконец, старик сфокусировал на нем мутный взгляд и спросил:
— Какое дело?
— Говорят, у тебя есть… — Сэм оглянулся и убедился, что они по-прежнему одни в зале. — Карта с дверью на выход.
— Есть. Но дорого стоит.
— Покажи.
Из внутреннего кармана шинели старик достал сложенный вчетверо лист бумаги и развернул на столе. На обычном тетрадном листе в клетку была накарябана какая-то схема.
Инга разочарованно выдохнула. Эти каракули совсем не походили на карту, которая может вывести из запутанных коридоров—перевертышей.
На Сэма этот клочок бумаги произвел совсем иное впечатление. Он не сомневался в подлинности карты и едва сдерживал охватившее его нетерпение.
Старик бережно сложил листок и убрал.
— А у тебя что есть?
Волнуясь, Сэм торопливо вынул из рюкзака фляжку, огромный бинокль и наручные часы на тяжелом металлическом браслете. Поколебавшись, выложил пластиковый пакет, набитый тюбиками:
— Рацион П-2, — гордо сообщил он.
— Барахло, — коротко произнес старик. Поковырял в зубах пальцем и сплюнул на пол.
Сэм был ошеломлен. Растерянно убрал вещи, которые, как оказалось, имели ценность только для него одного. Потом, решившись, выпалил:
— Я согласен на контракт!
Старик равнодушно пожал плечами.
— Контракт так контракт. Я подписываю в мир Арены. Там всегда нужны люди. Они там не задерживаются, — он хихикнул, будто сказал что-то смешное, понятное ему одному.
По лицу Сэма пробежала тень, но он упрямо сжал губы.
— Извините, — вдруг непринужденно прощебетала Инга. — Нам с партнером нужно переговорить.
Дернула Сэма и оттащила в дальний угол зала.
— С партнером?! — возмущенно зашипел Сэм. — Кто тебе сказал, что мы партнеры? И почему ты вмешиваешься, ведь я велел…
— Сэм, погоди! Ты хочешь завербоваться? Этот жуткий старик — вербовщик? Ты же говорил, что этого ни в коем случае нельзя делать!
— Ты ни черта не понимаешь! Не успеет контракт вступить в силу, как я с помощью карты найду дверь на выход и выберусь из этого проклятого Дома. И вербовщики до меня не доберутся!
Она хмурилась. Сэм говорил как всегда уверенно, но ее что-то смущало. Жуткий старик, подозрительная карта…
— А-а… ты уверен, что это настоящая карта?
Сэм фыркнул.
— Ты недавно в коридорах, так что неудивительно, что ничего не соображаешь! Что ты там видела? Листок с каракулями? А я видел карту Дома в четырех измерениях! Должно быть, этот старик чудом достал ее у Торговцев и теперь зарабатывает на копиях.
Инга опустила голову. Ей вновь припомнился зал с черно-белыми плитами, где она видела стулья. А Сэм утверждает, что видел нечто большее, что там были стражи… Неопытность подводит ее, и она видит все не так, как есть на самом деле. Сэм знает и понимает гораздо больше, чем она.
Он вернулся к старику и повторил:
— Я согласен на контракт.
— Этого мало, — проскрипел старик. — Ты мальчишка. Контракт с тобой стоит дешево. Карта стоит гораздо дороже.
Он перевел взгляд на Ингу. Та вздрогнула.
— Она не будет подписывать контракт! — выкрикнул Сэм.
— Дело ваше, — старик накрыл рукой бутылку и с хлюпаньем втянул остатки шепелевки.
— Что у тебя есть? — потребовал Сэм у Инги. — Хоть какая-нибудь вещь?
Что у нее могло быть? Кроме одежды только пятитысячная купюра и стеклянный кубик. Она достала хрустящую купюру. Нет, она не может вернуться домой без денег. Тогда остается кубик. Инга вынула его из мешочка. Шарик звенел на третьем уровне, самом сложном, его трудно было разглядеть в переплетении стен и преград. Она так толком и не уяснила, как выглядит третий уровень, и проходила его интуитивно, как с закрытыми глазами. Отказаться от стеклянного лабиринта было невозможно.
— Это всего лишь игрушка, — пренебрежительно сказал Сэм.
Искренне надеясь, что старик не посчитает куб ценной вещью, Инга показала его старику.
Впервые на его страшном лице появилось внимание.
— Я возьму это. И контракт.
«Нет», — хотела было сказать Инга.
— Мы согласны, — быстро произнес Сэм.
Старик покопался за пазухой и вынул карту. С радостным возбуждением Сэм впился в нее взглядом.
Держа карту в одной руке, старик другой протянул Сэму крошечный черный квадратик, размером не больше ногтя. Не колеблясь, Сэм взял его и, поморщившись, приложил к запястью. Квадрат утонул в коже.
Старик потянулся к Инге и вырвал стеклянный лабиринт. Слезы навернулись на ее глазах.
— Контракт начнет действовать через 12 часов, — сказал старик и бросил на стол карту.
Сэм схватил ее, сжал Ингин локоть, и они выбежали из комнаты.
Быстро шагая по коридору, Сэм развернул карту.
— Сэм! Какой жуткий человек! Что он с тобой сделал? Тебе больно? — причитала Инга, пытаясь разглядеть квадрат в его запястье.
— Прекрати истерику. Ты же слышала, у нас 12 часов, чтобы выбраться из Дома.
— А что потом?
— Контракт начнет действовать, и я должен буду явиться в мир Арены. Говорят, хуже этого мира и представить трудно.
— А если ты не пойдешь туда?
— Тогда я умру, — буркнул Сэм.
— Какой ужас! Зачем ты на это согласился?
— Потому что это был единственный выход. И хватит болтать ерунду.
Он остановился у стены, где освещение было поярче. Инга заглянула в карту. Наспех нацарапанная схема, дрожащие линии, углы, будто ребенок неверной рукой рисовал домик снова и снова, поверх предыдущего рисунка. Как может это вывести их из Дома? Сэм зря рискует своей жизнью.
Он с напряжением вглядывался в карту, на худом лице дрожали зеленоватые отсветы.
— Что ты видишь?
— Смотри сама. Учись смотреть и видеть. Переверни пространство рисунка.
Инга по привычке полезла за кубиком и с огорчением вспомнила, что его больше нет. Она стиснула зубы и уставилась на листок. У нее получится и без кубика, она делала это много раз. Закружилась голова, пол дрогнул, жуки на стене беспокойно зашевелились и ярко вспыхнули.
Сэм вернул пространство коридора на место и с насмешкой сказал:
— Дура. Не нужно так напрягаться.
Инга выдохнула, сосредоточилась и попробовала еще. Изломанные линии карты зашевелились, схема выскочила из плоскости листка и, как оригами, развернулся миниатюрный макет Дома в четырех измерениях. Пульсируя, продлеваясь в прошлое и будущее, зависнув над бездной настоящего, Дом играл коридорами, щелкал лестницами, хлопал дверями, жил псевдожизнью и дышал псевдодыханием. Инга видела перерождающиеся коридоры, лестничные клетки, где пространство было закручено само в себя, как восьмерка, замкнутые холлы и двери, десятки, тысячи дверей, манят, зовут, поют, обещают чудесные миры, где исполняться любые, самые скрытые, самые потаенные желания, обещают подарить твой собственный мир. И среди этих дверей одна, сияет золотым ореолом, единственно возможная — дверь на выход.
— Видишь ее? — хрипло спросил Сэм.
Макет Дома крутился, как кубик в руках, переплетение этажей и коридоров становились ясными и понятными, по-своему даже красивыми, гармоничными.
— Да…
Сэм свернул карту, пространство померкло, съежилось, и Инга вновь обнаружила себя в темном душном коридоре. Противно и нудно разболелась голова.
— Я понял, где она находится. — Сэм сунул ей тюбик рациона П-2. — Ешь, и пойдем быстрее.
Торопливо они покинули сумрачные и грязные коридоры убежища Грогана и вышли в светлые залы Дома. Инга глубоко задышала и откашлялась. Прежде воздух Дома казался ей душным и искусственным, теперь, после зловонных ароматов убежища, он показался свежим и сладким.

Дальше

Назад