Колокол

Повесть «КОЛОКОЛ»

Не было времени и старых имен, никто не помнил, откуда понанесло пыли со всех сторон горизонта и откуда пришли первые стаи гигантских серых крыс-людоедов. Никто не помнил назначение многих вещей, которые приносили люди, наводнившие городок Тожд, на самом Краю Света, никто не задавал вопросы, потому что некому было отвечать на них. Город как город, было бы с чем сравнивать, а если сравнивать не с чем, то и так сойдёт. Домики, разбросанные как попало, да невысокая колокольня, бог весть кем построенная и когда. А вам бывает грустно, когда звонит колокол? Человеку, который сидел у окна и слушал переливы колокольного перезвона грустно не было. Все окружающие звали его Арвом, просто Арвом и в этом не было ничего удивительного. Время года за окном было определить очень трудно, потому что если сегодня с утра шёл дождь, прибивший к земле, витавшую в воздухе пыль и пустивший по узким кривым улочкам города настоящие грязевые потоки, то в полдень грянули настоящие лютые зимние морозы. Все перемёрзло, превратилось в твёрдую массу грязи и песка, схваченную белым раствором льда. К вечеру ожидалось потепление, вплоть до самой настоящей жары, когда нагреваются железные крыши и в домах припекает так, что невозможно сидеть на одном месте и можно схватить тепловой удар. Обычное дело для города Тожд, ничего сверхъестественного, по крайней мере, точно не из того ряда, что может смутить суровых обывателей здешних мест.
Колокол в Тожде звонил три раза в сутки: утром, днём и вечером, а также раз в месяц, ночью, когда на фиолетовом небе стоит полная луна и грустно заглядывает в темные окна, словно тщетно пытается подсмотреть чьи-то сны. Традиция звонить в полнолуние появилась сравнительно недавно, но к ней привыкли, как и ко всему остальному. К фиолетовому небу ночью, зеленоватому днём, к гигантским крысам, расположившимся по соседству, к частой дрожи земли по утрам. Как-то Арв спросил звонаря – почему он звонит в полнолуние, на что тот очень грубо ответил, что ему так хочется, и попросил не приставать больше с подобными глупостями. После этого случая Арву перестало хотеться разговаривать со звонарём, и, видимо, по этой же причине, он не любил слушать колокол, сразу представляя себе, как грубый звонарь, обладающий недюжинной силой, взбирается на свою деревянную башенку, по раскачивающийся из стороны в сторону давно прогнившей лесенке, да так, что, казалось, шатается вся колокольня и,  легко, играючи, начинает двигать тяжёлый чугунный язык, чтобы родить на свет первый, самый глухой по тональности удар. И видимо по этому Арву не было грустно когда звонил колокол, впрочем, грусть редко приходила к нему, за исключением того времени, когда на улице шёл дождь. Когда Арву было особенно скучно, он обычно садился в самый тёмный угол своей единственной комнаты и дремал, лишь иногда просыпаясь, чтобы спросить свою собаку, неопределённой породы и цвета шерсти, которую все звали просто – собака Арва. Он спрашивал собаку «Послушай, не идет ли дождь?» и если та утвердительно качала головой, то Арв тут же вылезал из своего самого тёмного угла единственной комнаты и садился к окну. Арву было очень грустно, когда шёл дождь.
Ещё Арв имел две примечательные особенности, которыми пользовался либо постоянно, либо от случая к случаю, в зависимости от того, как часто он выходил из дому. Первой особенностью Арва было то, что он восхитительно мог притворяться всезнающим. Он знал всё и всегда, даже если не знал этого вовсе, но когда это все же случалось, то неизменно говорил: «Да, да, я так и предполагал» или что-то вроде «это непременно  должно было произойти сегодня. Второй же его особенностью было то, что он умел делать чрезвычайно серьёзное лицо, когда рассказывали очень смешные анекдоты. Это своё второе умение он узнал совершенно случайно. Как-то раз он сидел вместе со своими старыми друзьями, имена которых уже давно благополучно забыл, и речь шла о том, кто что умеет. Друг, который сидел слева от Арва сказал, что недурно играет в шахматы когда недостаёт ровно половины фигур, потому что в городе имелась только одна шахматная доска и сколько её помнили, в ней всегда недоставало ровно половины шахматных фигур. А друг, сидящий справа от Арва ответил, что он умеет заправски шевелить ушами и, в знак этого, тут же пошевелил своими большими, как локаторы ушами, да так, что тени от них на стене выросли втрое, тут стало немного неприлично даже теням и все хором попросили его прекратить. Друг же, который сидел напротив Арва добавил, что он может точно всегда сказать который сейчас час и тут же с гордым видом сообщил, что, например, сейчас ровно четверть седьмого вечера, а так как ни у кого из сидящих некогда не было часов, то все поверили ему на слово и дружно посмотрели на Арва, что скажет он. И Арву ни оставалось ничего другого, чем сказать первое, что пришло ему в голову – что он умеет делать чрезвычайно серьёзное лицо, когда рассказывают очень смешные анекдоты.
И ещё у него была одна особенность, которую и особенностью то можно назвать лишь с очень большой натяжкой, потому что в городе Тожде она присутствовала повсеместно, хотя говорили, что когда-то была в диковинку, с другой стороны кто знает, когда было это когда-то. Арв не любил людей, он сторонился их и люди отвечали Арву тем же. Так было не всегда, когда-то у него были друзья и люди вежливо здоровались с ним. Все изменилось год назад, в ночь, когда в огне горело полгорода и с тех пор Арв затаил злость на людей. Можно даже было сказать, что злость на них была его стихией, в которой он плавал словно рыба в воде. Он не любил смотреть как они смеются, потому что желание показать, что он может делать чрезвычайно серьёзное лицо, когда рассказывают очень смешные анекдоты напрочь отбило у него желание смеяться. Он не любил смотреть как они грустят, потому что грустили они в основном когда звонил колокол, а Арв не любил колокола по известным причинам и паче не грустил, когда тот звонил. Он не любил смотреть, как они ходят мимо его окна, как разговаривают разными противными голосами, как делают друг другу всякие мелкие пакости, думая, что исподтишка, не зная о том, что Арв видит всё это из единственного окна своей комнаты, которая, к тому же находилось на возвышение. А на возвышение она находилась с той же самой памятной и страшной для города Тожд ночи, когда из пустыни, гонимые пылевой бури пришли серые крысы. Их было много и город захлестнула агония страха, много жителей погибло. После этой ночи Арв поднял свой домик на сваи и крысы больше не угрожали ему. Но люди сочли в этом дурной знак и не последовали примеру Арва. Город стал сторониться его, а он города. Неприязнь переростала в озлобленность. И только давнее уважение к дедушке Арва поддерживала тонкую нить отношений Арва с городом. Так что домик его в городе уступал разве что городской колокольне, на которой сидел звонарь, а Арв отказался идти охотится на крыс, потому что его домик отныне и всегда находился в полной безопасности. Звонаря Арв не любил больше всех, за разговор, когда тот не ответил, почему он звонит в колокол один раз в месяц ночью в полнолуние и тянет ли от этого бесовщиной.
Весь домик Арва представлял из себя единственную комнату, в которой были заколочены все окна, кроме одного. У незаколоченного окна стояло старое кресло-качалка, из которой Арв любил наблюдать за дождём, когда ему было грустно. В самом тёмном и мрачном углу комнаты стояла кровать рядом с ветхим шкафом, в котором он держал темноту. Арв держал в нём темноту, вперемежку с пылью и когда ему хотелось покоя и полумрака, то он просто открывал  скрипучую дверцу и выпускал темноту наружу. Рядом с окном и старым креслом-качалкой стоял древний письменный стол. Стол был массивным и принадлежал дедушке Арва. Над столом висели две дедушкиных картины. Дедушка Арва был большой чудак и часто рисовал невероятные истории, одна причудливее другой. То нарисует загадочный город с горящими окнами, где каждый дом в несколько раз выше колокольни Тожда. То изобразит бурную растительность, какие-то высокие деревья, чуть ли ни с дом, штук двадцать, а то и тридцать таких за раз нарисует, хотя давно известно, что деревья выше сорока сантиметров от земли не вырастают и никогда не растут вместе. Чудак был дедушка. Он рисовал картины и раздавал им совсем незнакомым людям, приговаривая «на память». В городе дедушкины картины почему-то любили. Арву часто удавалось менять их на что-нибудь полезное, например крысиное мясо или шкурки. Картины хранились на чердаке, но Арв выбрал из низ две наиболее понравившееся ему и повесил их над столом, сам не зная зачем. Одна изображала много воды, больше чем в колодце города Тожд, причем вода плескалась на поверхности как большая лужа и ни конца, ни края видно не было. На другой был нарисован человек, верхом на странном животном, похожим на большую крысу, только с длинными ногами и хвостом.  А ещё в ящике стола лежал дедушкин револьвер с одним патроном. Арв хранил револьвер в память о дедушке, он достался ему с той самой страшной ночи, когда серые крысы напали на город.  На следующий день, когда дедушки уже не стало, Арв тщательно осмотрел револьвер и разобрался в его устройстве. Тогда он убрал револьвер глубоко в ящик стола и больше не притрагивался к нему без крайней нужды.


В этот раз колокол не звонил и дождь, не дождавшись условного сигнала с колокольни, начал идти сам по себе. Когда Арв утром проснулся в постели, стоявшей в самом темном углу его комнаты и спросил свою собаку: «Послушай, не идет ли дождь?», а та утвердительно кивнула головой, то он, как обычно, занял старое кресло-качалку у окна и стал смотреть на дождь, ему всегда было грустно, когда шел дождь. Дождь шел и шел по мелким лужам, оставшимся еще со вчерашнего вечера, когда была зима, но утром, как это всегда и бывало в Тожде снег растаял и пахло осенью. Арв уже почти было задремал под шум бегущей воды, как вдруг к нему прибавился шум чем-то возбужденных людских голосов и может быть даже встревоженных. Арв не любил людей, не любил как они ходили и говорили, потому постарался как можно глубже заснуть и может быть даже открыть заветный ветхий шкафчик, чтобы выпустить темноту из закутков вместе с пылью. Авось этот гомон и гул пронесет мимо его дома. Но нет,  его покой бесцеремонно нарушили.
- Господин Арв, как поживаете?- раздался громкий и невежливый голос, который, однако, очень хотел казаться вежливым, хотя это у голоса получалось скверно.
Арв открыл глаза и обнаружил председателя городского совета, стоящего у его окна и заслоняющего собой дождь, к тому же сзади стояла изрядная толпа народа. Арв очень рассердился, потому что все эти люди во главе с господином председателем полностью закрыли от него дождь и только по их мокрым лицам можно было догадаться, что дождь все ещё идет. Председателю приходилось смотреть на Арва снизу вверх, потому что дом Арва стоял на сваях и он вряд ли был доволен этим фактом, хотя и пытался это скрыть за обычной дружелюбной миной. Арв плохо помнил этого человека, точнее правильнее будет сказать, что когда его выбирали и ему сказали, что он победил , то Арв по своей первой привычке ответил,  что-то вроде «конечно победил именно он, разве могло быть иначе», хотя и имени то победителя он не знал тогда и не знал до сих пор, поэтому предпочитал обращаться к нему просто господин председатель,  а по той причине, что обращался он к нему довольно редко, это обстоятельство Арва совершенно не стесняло.
- Спасибо, господин председатель, - ответил он, - вот подремываю тут, а здесь вы!
- Да я, - обрадовался председатель проницательности Арва, - тут ведь понимаете какое дело приключилось, звонарь-то наш это, а точнее того, ну пропал короче.
- Какое несчастье, - вяло ответил Арв, его очень сильно раздражало, что толпа народу сзади, а особенно господин председатель, мешают ему смотреть на ежеутренний дождь.
-Да, большое горе, - отозвался председатель,  - и мы, конечно же, тотчас организуем поиски всем городом, но пока не могли бы вы, как человек глубокоуважаемый, исполнить его обязанности, всего-то делов – подняться на колокольню и ударить разик и то же проделать днем и вечером, лично я буду очень вам благодарен.
- Но почему именно я?  - возмутился Арв и собака Арва тоже весьма возмутительно тявкнула, отчего председатель от неожиданности сделал шаг назад и ступил ногой в лужу.
- Видите ли, - замялся председатель, - до меня дошли слухи, что вы часто общались с нашим звонарем и должно быть знаете как управляться с колоколом, по крайней мере, в городе все вас почитают как человека очень и очень даже осведомленного во многих вопросах.
- Знает, знает, - зашумела толпа народу, - мы сами видели как он на улице, при народе, подходил к звонарю и спрашивал его о чем-то.
- Но я всего лишь спросил, почему он звонит в полнолуние, - возмутился Арв, - и ничего больше, к тому же он мне так и не ответил.
- Так вы ничего не знаете об этом? – огорченно спросил господин председатель.
-Разумеется знаю, - возразил Арв, потакая своей первой привычке.
Вот и замечательно, - обрадовался господин председатель и чуть не захлопал в ладоши, - в таком случае попрошу вас поторопиться приступить к своим новым, безусловно временным, обязанностям, не столь обременительным, но весьма почетным, чтобы известить город одним ударом колокола о наступлении особенного сезона дня.
В таком случае Арву ужасно не хотелось вставать из привычного кресла-качалки, но толпа так усердно и долго рукоплескала ему,  а господин председатель так выразительно смотрел на него лицом, озаренным проблеском мысли, что ничего не оставалось делать, как встать, надеть старый поношенный плащ-дождевик и выйти на улицу, под дождь, который к тому же оказался мокрым. Арв так давно не выходил из дому, что уже успел забыть, что дождь бывает таким мокрым и противным, из окна он казался другим – безутешным странником бредущим по миру в поисках чего-то неведомого, давно уже потерянного, но такого прекрасного, что сразу наполняет сердце печалью, поднимает на ноги сотни мечтателей. Так думал Арв, вяло шагая к городской колокольне, благо та находилась совсем недалеко от его дома, а за ним во главе с господином председателем торжественно шагала толпа горожан, к которой примыкали все новые и новые жители.
История звонаря в городе Тожд началась с того момента, когда одному из членов городского совета пришла в голову мысль оповещать жителей о смене погодных сезонов. Идея была принята на ура, благо колокольня имелась, колокол на ней был исправен, а жители города были до того ослаблены ежеминутной борьбой за жизнь, что мало следили за погодой и могли попасть впросак в любой момент. В городе были известны случаи, когда горожане забывали одевать непромокаемые плащи, попадали под холодный дождь и простужались. Другие, не успев подготовиться, были захвачены врасплох зимней метелью и морозом. Бывали случаи и тепловых ударов, когда жгучая жара заставала жителей в тёплых фуфайках и шапках. Дело оставалось за малым, найти человека, способного справиться с несложной в общем то задачей – трижды в день подниматься на колокольню и звонить в колокол. Однако в Тожде оказалось совсем немного людей, способных справиться с этим. Город быстро старел. Точнее он изначально был старым и медленно молодел. Многих жителей мучили странные болезни, их тела покрывались струпьями, у многих выпадали волосы и часто, не с того не с сего, шла носом и ртом кровь. Дети рождались большинством своим слабые и меланхольные. Многие не смогли бы просто подняться на колокольню, не то что раскачать тяжёлый колокол. Молодых, сильных людей было немного и из них предстояло выбрать будущего звонаря. Но все наиболее пригодные для этой цели люди, находились вне города – они сторожили крысиные тропы, охотились и убивали крыс, которые поселились недалеко от города, за карликовым лесом среди песчаных пустошей. Крысы были несчастьем и благом города Тожд. Они таили в себе постоянную опасность, но они же были источником мяса, которое добывали охотники, из их жёстких шкур шили одежду, ими пугали детей. День ото дня крыс прибывало, а молодых горожан нет. День, когда городской совет назначил выборы звонаря, оказался роковым днём для города Тожд. Арву только предстояло тогда вступить в ряды молодых охотников за крысами, только предстояло пройти процедуру посвящения и стать одним из следопытов.
Этот день запомнился всему городу. Предполагалось, что он будет последним днём жизни Арва в городе Тожд.  На следующий день после торжественных выборов звонаря он должен будет уйти вместе с охотниками на крысиные тропы, где будет снабжать город всем необходимым, защищая его подступы от крыс. Дедушка очень гордился Арвом, потому что он был молодым и сильным и, хотя дедушка Арва был немного странноват, Арву льстило, как к нему относится дедушка. Дедушку Арва в Тожде уважали казалось бы не за что. По крайней мере, Арв пытался искренне уважать дедушку, но никаких других причин уважения, кроме того, что дедушка являлся дедушкой, Арв не находил. А вот взрослые жители города Тожд, и даже господин председатель охотно уважали дедушку Арва, меняли мясо крыс и разные бытовые мелочи на дедушкины непонятные картины. Странно поговаривали, что в дедушке ещё живет Память. Что такое Память Арв не понимал. Ему казалось, что память это нечто вроде домашнего животного, которое живет у дедушки, только он его некому не показывает. Потом дедушка объяснил Арву, что память – это то, что остается с тобой от прошлого, то, что заставляет тебя оставаться собой. Ещё дедушка говорил, что они люди без памяти, что у них отобрали память, когда дедушка был ещё очень молод, даже моложе чем Арв теперь. Остались только картины и книги, но без памяти это всего лишь красивые вещи. Эти красивые вещи охотно обменивались на крысиное мясо и крысиные шкуры, так что Арв с дедушкой не нуждались. Накануне дня выборов звонаря все охотники вернулись в город. Готовился большой праздник, выборы звонаря должны были пройти с большой помпой, планировалось даже грандиозное пиршество, для него охотники притащили в город несколько туш особенно больших крыс. Но в ночь перед выборами звонаря крысы напали на город.
Они пришли от песчаных пустошей, от крысиных троп, откуда их погнала случившаяся накануне пылевая буря. Все охотники были в городе и ничто не помешало крысам пройти карликовый лес, тем более что их гнали вперед две ужасные силы – голод и страх. Город мирно спал, набираясь сил перед завтрашним праздником, когда по стенам ветхих жилищ  заскользили безмолвные серые тени. Крыс было больше десятка, они пробирались в дома, находи слабых, немощных и перегрызали им горло. Когда жители поняли, что происходит, в нескольких домах уже царила смерть. Забили тревогу, по улицам вспыхнули факелы. Люди метались с огнем, пытаясь отогнать крыс. Но крысы были озлоблены и кидались на людей. Началась схватка, несколько домов загорелись, охотники пытались организовать оборону, все способные держать факела были подняты на борьбу с крысами, в том числе и Арв. Но крысы уже разбежались по городу, то там, то тут были слышны крики и жуткое шипение. В конце концов охотники решили рассредоточиться. Арв вернулся к своему дому и уже на подходе услышал подозрительный шорох. Крыс было несколько. Огромные серые твари, обладающие к тому же хитрым изворотливым умом, копошились в доме. Арв держал в руке факел. Он знал, что где-то в доме дедушка держит старый револьвер, но не знал точно где. Между тем по городу гуляли багровые сумерки, а нескольких домах начались пожары. Крысы были дико голодные и злые, почти не боялись людей. Они уже ворвались в некоторые дома и загрызли до смерти стариков и детей, похожих на стариков. Арв слышал, как мерзкие твари копошатся в доме. Он надеялся, что дедушка успел найти револьвер и теперь отсиживается где-нибудь, например в шкафу.  Он распахнул дверь, выставив вперед себя факел. Комната озарилась неверным скачущим светом. Глаза крыс сверкнули, в них отразилось живое пламя огня. Крыс было трое, две поменьше и сам Вожак. Они стояли в центре комнаты над распростертым телом. Безжизненная рука дедушки сжимала револьвер, судя по всему, он так и не успел им воспользоваться.  Вожак крыс почувствовал опасность, исходящую от Арва. Он ощетинился и глухо зашипел. Две другие крысы, осторожно пружиня на кривых лапах, стали обходить Арва с боков. Арв попятился, факел в его руке искрил, по стенам плясали огромные тени. Тень человека казалась маленькой, тщедушной, она металась из стороны в сторону. Тени крыс были огромными, две из них неотвратимо наползали, казалось, оставляя на стене черный след своего присутствия, сзади же возвышалась тень Вожака, которая раскачивалась из стороны в сторону, издавая мерзкое змеиное шипение. Крысы чувствовали липкие волны страха, исходящие от Арва. Человек был слаб. Человек был жертвой. Арв продолжал пятиться пока, не коснулся плечом дверного косяка. И тогда он увидел, что дедушкино горло перегрызено крысами и кровь растекается по полу. Арв вдруг неожиданно ощутил приступ одиночества, он остался один, без дедушки. Страх сменился отчаяньем. А это далеко не одно и то же. Страх гонит назад, отчаянье вперед. И Арв прыгнул вперед. Он успел вовремя - две крысы, обходившие его с боков, тоже готовились к прыжку, но Арв успел прыгнуть первым. Тени на стенах изменились. Тень человека выросла, заслонив собой тени двух крыс. Тень Вожака уменьшилась втрое, превратившись в невзрачный серый комок. После прыжка Арв оказался прямо перед вожаком. Он размахнулся и вонзил факел в глаз большой крысе. Раздался душераздирающий визг, запахло мерзкой паленой шерстью, две маленькие тени метнулись прочь сквозь дверной проем и скрылись в пылающей багровым пламенем ночи. Через минуту все было кончено, вожак был мертв, мертв был и дедушка Арва. К утру Охотники отогнали крыс от города и гнали их до самых крысиных троп. Эту ночь город запомнил надолго, погибло много стариков и детей, несколько домов сгорело. Арв с охотниками не пошёл. Он похоронил дедушку вместе с господином председателем и несколькими уважаемыми горожанами. Потом он разбирал дедушкины вещи. Там было многих книг на неизвестных языках, много картин и предметов, назначение которых Арв не знал. На одной из дедушкиных картин Арв и увидел изображение дома на сваях. Он пошёл к господину председателю с этой картиной и предложил ему поднять ему все дома в городе на сваи, для защиты от крыс. Его идею сочли безумной и потребовали, чтобы Арв присоединился к Охотникам и сторожил крысиные тропы. Арв отказался. Вместо этого он поднял на сваи свой собственный дом, ему помогли несколько хороших дедушкиных знакомых. После этого Арв стал равнодушен к городу, а город к нему. Следующие за ужасной ночью дни город хоронил мертвых в лесу, между карликовыми деревьями и камнями. Звонаря выбрали тихо и быстро, им стал один из охотников, который пожелал остаться в городе. Арв целыми днями рассматривал дедушкины книги и картины, иногда менял что-то на крысиное мясо. Мир на дедушкиных вещах был непонятен, но он был ярче того мира, что Арв видел за окном. Так Арв и прожил год после смерти дедушки. И вот теперь старый звонарь исчез…
 
Арв нехотя поднимался по скрипучим старым ступенькам рассохшейся колокольни города Тожд. Все тут было ему противно, потому что все напоминало о прошлом звонаре, который так и не ответил, почему он звонил в колокол в полночь, когда над городом стоит полная луна. Скрипучая лестница привела к мощенной необструганными досками площадке, продуваемой всеми ветрами. А так как всегда по утрам в городе Тожд царила осень, то было довольно-таки зябко, но внизу стояла толпа, нетерпеливо ожидающая сигнала колокола об утре, будто без этого сигнала утро настать не может, хотя само по себе настало уже давно. Огромный чугунный колокол всем своим видом напоминал дремлющее древнее чудовище, и будить его Арву совсем не хотелось. Но делать было нечего, и он с отвращением взял  в руки конец сырой веревки и принялся методично раскачивать из стороны в сторону тяжелый колокольный язык. Язык ворочался вяло, нехотя, всем своим весом сопротивляясь стараниям бедного Арва, но, наконец, получив нужный разгон, глухо ударился в стенку колокола. «Бум, - раздался звон, - бом», отозвалась другая стенка колокола. Толпа внизу под колокольней разразилась громкими аплодисментами, а Арв стоял оглушенный и удивленный – впервые в жизни он смотрел на город Тожд с высоты птичьего полета. Город казался каким-то маленьким и невзрачным, даже каким-то слишком игрушечным, чтобы на самом деле быть городом с большой буквы. И даже сам господин председатель  совсем не был похож на господина, а скорее на муравья, копошащегося внизу, и которого Арв вот-вот раздавит тяжелой подошвой своего башмака. А вот мир вокруг придвинулся, стал серьёзным и настоящим, действительным. Было страшно заглядывать за пределы города, но Арв заглянул. Мир был мрачен и скучен, пустыня, желтеющая на севере, скрывалась за горизонтом. Её однообразие казалось сонным и нерушимым. Карликовый сухой лес, весь давно выжженный горячим ветром, начинлся с другой стороны города и уходил в серые пески, больше похожие на пепел. Он оказался не таким огромным, как думалось в городе и обрывался совсем недалеко. За карликовым лесом начиналась каменистая местность с трещинками и пучками сухой травы. Кое-как угадывались верхушки холмов, насыпанных крысами. Там пролегали крысиные тропы и следили за крысами отряды охотников, возглавляемые следопытами. А ещё здесь, наверх,у дул ветер. Раньше Арв замечал ветер только когда он сбивал струи дождя, но теперь ветер обращал на себя внимание сам – он сильно трепал волосы и нагло забирался под одежду. А ещё ветер нёс запахи.
Запахи были другими, непохожими на запахи города. Видимо ветер проносил их над городом и ни один не задерживался в нём. Первый запах Арв определил как запах фиолетового неба, хотя это мог быть и собственный запах ветра. Этот запах был легкий, еле уловимый, он немного пахнул высохшей краской с дедушкиных картин. Второй запах Арв назвал запахом из-за горизонта, потому что он прилетал откуда-то оттуда. По крайней мере, так казалось Арву. Этот запах содержал немного маслянистых оттенков, привкус старого железа и примесь влажного воздуха, какой бывает сразу после дождя. Последний запах Арву не понравился, потому что Арв хорошо помнил его,  хотя в городе он был редкостью. Это был запах живых крыс. Хорошо различимый среди остальных запахов он заставил Арва на мгновение зажать нос и громко чихнуть, чтобы выветрить из носа этот мерзкий запах живых крыс. Помимо запахов ветер нес с собой звуки. Но их было немного, в основном это были звуки города, которые поднимались вверх и достигали колокольни. Эти звуки были привычны и скучны, Арв не стал заострять на них внимание. А вот другой звук удивил Арва. Удивил тем, что, казалось, не слышать его раньше было бы непостижимо странно. Это был низкий равномерный гул, который накатывал ровными волнами. Он немного напоминал отголосок затихающего звука колокола, но Арву даже страшно было представить размеры колокола, который был способен издавать звук такой силы. Видимо странный звук из-за горизонта и запах из-за горизонта были как-то связаны. Арв не знал. Ветер помимо звуков и запахов имел ещё и температуру, и она была отрицательной. Так что, окончательно продрогнув и вдоволь налюбовавшись на игрушечный городок, похожий больше на диковинную кляксу, странно расползшуюся между пустыней и карликовым лесом, Арв спустился вниз. Где тут же был встречен аплодисментами, сердечными поздравлениями, дружескими похлопываниями по плечу и даже удостоился личного рукопожатия с господином председателем. Домой он вернулся только после того как его трижды протащили по главной улочке городка, заглядывая чуть ли ни во все дома с призывом чествовать нового звонаря. Вернулся он домой страшно уставшим и рухнул на кровать, даже не открыв дверцу тайника, где хранил темноту. 
Так началась новая жизнь Арва. Каждое утро, лишь сонное ленивое солнце показывалось проёме единственного окна дома Арва, он вставал, одевал старый дедушкин дождевой плащ и брел к колокольне по серому пасмурному утру,  чтобы будить ещё спящий городок и известить его о приходе осени. Собака Арва резво бежала за ним под только начинающимся моросящем дождиком до самых ступеней колокольни, а потом наблюдала как хозяин карабкается наверх, раскачивает колокол, спускается вниз, отряхивается от дождевых капель. После этого они шли домой ждать полудня. Ровно в полдень, когда все ещё дремотное солнце достигало ржавого шпиля громоотвода Арв снова вставал с кровати, одевался потеплее и снова шёл к колокольне, ежась от мороза. Он осторожно карабкался по оледенелым ступеням, раскачивал колокол и звонил дважды, сообщая о приходе зимы. Собака Арва снова ждала его внизу, а когда они шли домой уже падали первые снежинки. Вечером путь Арва и собаки повторялся, но уже под ласковым вечерним солнцем, которое за это время успевало полностью растопить снег, превратив его в звенящие ручейки, стекающие по оврагам. Арв звонил в колокол трижды, предупреждая о приходе весны. И так изо дня в день. Многим горожанам поначалу казалось, что, став звонарём, Арв станет  общительнее и приветливее с жителями, ведь после его назначения на уважаемую должность, да и задолго до этого, его возмутительный поступок с возведением свай и отказом участвовать в охоте на крыс был благополучно забыт. Но Арв наоборот ещё более замкнулся в своём старом доме на сваях, ведь ему приходилось в три раза чаще бывать на людях, которых он не любил. И при всем этом Арву совершенно не было никакого дела до всей суеты городка и его жителей. Он механически вставал утром, брёл к колокольне, порой даже не задумываясь о природе своих действий, разве что одно не давало ему покоя по ночам – почему же прежний звонарь звонил в колокол во время полнолуния? Арв не находил ответа и в одно осеннее утро, сразу после звона он направился к дому господина председателя с деликатной просьбой.
Господин председатель спал и Арву пришлось долго стучать в дверь. Несмотря на то, что окно дома было распахнуто, Арв не решился заглянуть внутрь. Наконец за дверью послышались медленные старческие шаги. Дверь приоткрылось и в образовавшуюся щель высунулось сморщенное старческое лицо господина председателя.
- А это ты, - буркнул господин председатель, - чего колотишь в такую рань.
- С вашего позволения, - ответил Арв, - уже почти что день и скоро наступит зима. Я бы на вашем месте закрыл окно.
- Иш ты, - возмутился господин председатель, - старших учить вздумал, ну и молодёшь пошла. Ладно, закрою – можешь не волноваться.
- И ещё кое-что, - поспешно заявил Арв, поняв, что господин председатель сейчас просто захлопнет дверь перед самым его носом.
- Ну что ещё?
- Я бы хотел побывать в доме старого звонаря.
- Зачем это вдруг? - насторожился господин председатель.
- Дело в том, что старый звонарь звонил в колокол в полнолуние, вы не знаете причину этого? Стоит ли мне звонить в полнолуние, как и он?
- Не знаю зачем он это делал, - покачал головой господин председатель, - даже ума не приложу.
- Но ведь должны же быть причина?
- Должна, - согласился господин председатель.
- Вот я и хочу посетить дом старого звонаря. Может там остались инструкции как и когда звонить в колокол или хотя бы записи об этом.
- Ну и зашел бы, - раздраженно заметил господин председатель, - посмотрел бы. Дом на окрайне, его все знают.
- Я хотел бы спросить у вас ключи от дома, если там замок…
- Не заперто, - оборвал его господин председатель и резко закрыл дверь. 

Дом прежнего звонаря стоял на отшибе. Его окна были плотно заколочены, а дверь подперта снаружи гнилой доской.  С момента пропажи звонаря в его дом никто не заходил. Город стоял полупустой и некому было позариться на пустующее жилище на самой окрайне, почти вплотную прилегающей к серым пескам. Арв постоял в нерешительности, затем сбил ногой гнилую дощечку и широко распахнул дверь. На некого дыхнуло пылью, мраком, страхом и чужими воспоминаниями. Воспоминания порхали как бабочки по заброшенному дому. Их было невидно, но они чувствовались так же явственно, как порой ощущаешь мотыльков за окном ночью. Арв вошёл в дом. Заколоченные окна почти не пропускали света.  Тот свет, что все же проникал сквозь неплотно пригнанные доски, позволял различить лишь силуэты предметов, находящихся в доме. В доме царил бардак. Вся скудная мебель была почему-то сдвинута на центр комнаты, небольшой столик, старая раскладушка и сломанный стул. Стены и углы дома стояли пустыми и выглядели сиротливо. Видно было, что хозяин несколько раз сдвигал мебель к стенам, а затем снова перемещал в центр комнаты. Его поведение выдавало постоянное беспричинное беспокойство, желание чем то занять свой разум, что-то вытеснить из него, отвлечься от чего-то давлеющего над ним долгое время. Весь пол был усыпан обрывками бумаги. Арв поднял один из наиболее целых листков. На листке неумелой рукой были нарисованы звезды, выстроившееся в круг, затем ещё один круг поменьше, так же со звездами, в центре листка был нарисован и закрашен большой шар. Схема была непонятной и Арв вернул её на пол. На другом листке были написаны какие то цифры и знаки. Цифр Арв не помнил, а знаков не знал. Его познания в азбуке ограничивались старым дедушкиным букварем, но так как в книге не было половины страниц, так что познания  эти можно было считать весьма скудными. Смысл второго листка тоже остался Арву непонятен. Арв прошёлся по дому, собрал все листки в одну большую стопку, спрятал её за пазуху. Часть найденных бумаг были обгоревшими, а в старой печке, стоявшей в углу дома, Арв обнаружил кучу пепла от сожженной бумаги. Больше ничего найти не удалось и Арв осторожно, чтобы никто не заметил, выбрался из дома старого звонаря и отправился домой.
Дома он спрятал найденные бумаги в ящик стола, прикрыв ими дедушкин револьвер, и отправился отбивать очередной звон. Осень медленно превращалась в зиму и Арву нужно было успеть предупредить об этом город. Он шел по слякоти и его собака следовала за ним как обычно.
- Ты был в доме старого звонаря, - внезапно раздался голос, - что ты искал там?
Арв оглянулся и увидел глубокого старика, который, казалось, еле держался на ногах, кажется Арв знал его, вроде как-то их знакомил дедушка.
- Кто вы, - недовольно поинтересовался Арв, он не любил говорить с людьми и, особенно, с незнакомцами.
- Меня зовут Чудак Эн, крысы сожрали всю мою семью в ту ночь.
Да, это был Чудак Эн в ночь нападения крыс на город, когда выбирали звонаря, погибла вся его родня, а дом сгорел. Он ютился на самом отшибе, за колокольней в старом полуразобранном сарае.
- Я узнал тебя,  - сказал Арв, - да я был в доме звонаря, искал инструкцию по управлению колоколом…
- Врешь, - прервав его, зашипел Чудак Эн, - ты искал его тайные записи. Скажи ты нашел их?
- Я искал только инструкции, - недовольный, что его перебили, отозвался Арв, - но в доме не было инструкций. Я спешу, мне нужно звонить.
- Страшись, - воскликнул  Чудак Эн, - я живу ближе всех к старой колокольне, я  знаю, что там творятся странные вещи…
Но Арв не слушал и уже шагал прочь. Всем было известно, что Чудак Эн тронулся умом после той ночи. Стоило ли вслушиваться в бредни сумасшедшего? Отбив звон Арв вернулся домой, поплотнее закрыл окна, растопил печь, выпустил из шкафа темноту, уселся в своё любимое кресло и достал из ящика ворох бумаг, найденных в доме старого звонаря. Бумаги были разные. Рука, выводившая буквы и цифры, рисующая чертежи и схемы часто дрожала. Арв просидел над этими бумаги полночи, но ничего не понял. В бумагах не было смысла. Так казалось Арву. Он не понимал половину букв, и смысл слов обрывался для него неразрешимым ребусом. Чертежи, схемы и рисунки не складывались в знакомые образы. И лишь на последнем листе обгорелой бумаги Арв смог разобрать незаконченный стих. Ему пришлось долго возиться с обгоревшим листком бумаги. Старый букварь, притащенный по такому случаю с чердака помогал мало, в нем нехватало страниц, да и поэт из Арва был некудышным. Наконец, провозившись полночи он сумел, на его взгляд, разобрать таинственные строки старого звонаря. Арв надеялся, что перевел правильно, хотя многое ему пришлось додумывать самому, включив всю силу своего воображения:
В час восходящего света луны
Жду от тебя я ответа,
Призрак, пришедший с другой стороны
Не уходи до рассвета.

Дальше