Не бойся

Инга думала, что эти бесконечные коридоры ей будут сниться по ночам. Коридоры, то сужающиеся так, что плечи едва не касаются стен, то расширяющиеся в просторные залы. Двери, всегда разные, всегда готовые открыться от прикосновения руки и всегда чужие. В этих коридорах нужно было думать только об одном — как бы не заблудиться. Среди бесчисленных дверей нужно было найти одну — свою. Инга искала единственно возможную дверь — дверь на выход. Она думала, что коридоры будут ей сниться ночами. Ни разу не приснились.

Школа
«Не бойся. Не бойся. Не бойся».
Перед входом в класс Инга замедляла шаг и задерживала дыхание. Старалась входить непринужденно. Получалось не очень. Получалось, что она переступает порог, наклонив голову и подняв плечи, и быстро садится на свое место — четвертая парта в третьем ряду. И сидит, делая вид, что она ничего, что она давно так сидит, не стоит обращать на нее внимания.
В классе, как всегда, галдели. На задних партах Барулин, Громов и Поспелов играли в карты, азартно вскрикивали и гоготали, у окна кружком стояли девочки и увлеченно шушукались, кто-то списывал домашку, кто-то трепался по мобильному. Инга достала учебник и сделала вид, что читает. Раньше бы это прокатило. Никому она раньше не нужна была, никто ею не интересовался. Могла приходить, когда хочется, сидеть на переменах, уткнувшись в книжку, чмошница, ну и ладно. Все изменилось после Нового года, когда в классе неожиданно появилась новая ученица, Верочка. Девочка с лицом ангелочка, светлые локоны, пухлые губы и ясные голубые глаза. Верочку привозили в школу на машине, и носила она исключительно дизайнерские шмотки от Киры Пластининой. Все девчонки в классе помешались на Верочке и мечтали с ней дружить. Но она была разборчива и только избранным разрешала ходить за собой толпой, лепетать всякий вздор и восторгаться своей персоной.
Ингу Верочка почему-то невзлюбила. «Чем это вдруг завоняло? — недовольно тянула Верочка, если Инга случайно оказывалась поблизости. — Кто-то пукнул?» И выразительно смотрела на Ингу. Верочкина свита угодливо хихикала. Инга терпела. Старалась держаться подальше от Верочки и ее подруг. Старалась приходить на уроки последней, перед учителем, старалась на переменах уходить из класса вообще. Школа была огромной, играть в прятки можно было долго. Но что делать на уроке, если Верочка сидит на третьей парте второго ряда и при желании может дотянуться до Инги линейкой?
В последнее время стало хуже. На школьной дискотеке, куда Инга осмелилась заявиться, мальчик из соседней школы, красавчик-брюнет, пригласил ее на медленный танец. С тех пор Верочка не давала Инге проходу. Могла ущипнуть невзначай, сделать подножку, толкнуть на лестнице. А уж язвительные замечания и остроумные шуточки не сходили с ее языка. Инга отмалчивалась. Те немногие девочки, которые общались с нею прежде, теперь держались подальше. Мальчики, сообразив, что Инга оказалась в изоляции, забрасывали ее обидными записками и делали мелкие пакости. Инге хотелось стать незаметной, а лучше — провалиться сквозь землю.
Оглушительно зазвенел звонок. Инга подняла голову и увидела, как в проходе между партами дефилирует Верочка и, поравнявшись с партой Инги, небрежным движением смахивает на пол учебник, тетрадь, ручки, карандаши и циркуль, приготовленные к уроку геометрии.
— Ну и дура ты, Зимина, — скорчив издевательскую гримасу, проговорила Верочка. — Такая неуклюжая, все рассыпала.
— Доброе утро, дети! — грузно ступая, в класс вошла Марта Викторовна. Разговоры примолкли. Все неторопливо расселись по местам. С задних парт слышался шепот и шлепанье карт.
Инга полезла под стол собирать свои вещи. Циркуль закатился под парту Верочки. Она протянула руку.
Марта Викторовна села на жалобно скрипнувший стул и внимательно оглядела 9 «Б».
— Проверяем домашнее задание! — загремел ее голос. — Есть добровольцы?
Все стихло. Даже с задних парт не доносилось ни звука.
— Кто-нибудь хочет проявить оригинальность и выйти к доске? Нет? Тогда к доске пойдет...
Инга схватила циркуль и вдруг сообразила, что у нее под носом Верочкины ноги в капроновых колготках и красных лаковых туфельках. Не задумываясь, Инга аккуратно, стараясь не коснуться кожи, острием циркуля поддела капрон.
— К доске пойдет... Барулин!
Вздох облегчения пронесся по рядам. Поспелов и Громов на задних партах заржали и зашлепали картами. Барулин с обреченным видом поплелся к доске. Инга шмыгнула на свое место. По колготкам Верочки поднималась вверх капроновая стрела.
Барулин маялся у доски, чертил неудобным циркулем, крошил мел, стирал и начинал все заново. Вздыхал. Сопел. Бросал в класс отчаянные взгляды. С передних парт ему пытались подсказывать, с задних — корчили издевательские рожи. Марта Викторовна привычным скучающим взглядом смотрела поверх учеников. Верочка играла в тетрис на телефоне, прикрыв его учебником.
«Пусть телефон зазвонит, и Марта выгонит ее из класса, — пожелала Инга. — И телефон пусть заберет». Пустые мечты. Марта Викторовна не будет делать замечания богатенькой ученице, а сорвет раздражение на ком-нибудь попроще.
Инга лениво чертила в тетради окружность. Геометрия казалась ей несвязанным набором правил и путаных фигур. Окружности, треугольники и трапеции, биссектриса делит угол пополам, чему равен периметр — во всем этом не было ни капли смысла. Хуже были только бассейны, вечно переполняющиеся водой, и спешащие навстречу друг другу скорые поезда. «Зачем все это?» — с тоской думала она, читая учебник. Она хорошо училась только потому, что больше нечем было заняться. Ни друзей, ни увлечений, ни интересов. Прийти домой и от нечего делать сесть за уроки. В трапеции АВСД стороны ВС и АД параллельны друг другу... Тоска...
— Садись, Барулин, — смилостивилась Марта Викторовна. — Три.
Радостный Барулин бросил циркуль и наскоро стер с доски свои каракули.
— Барулин в очередной раз доказал нам, что ни черта не смыслит в геометрии. Кто теперь хочет блеснуть своими знаниями? Добровольцы?
Класс снова притих. Ученики вжали головы в плечи, кое-кто малодушно прикрывал голову учебником в надежде стать незаметным. Инга уткнулась в тетрадь. Необходимость идти к доске всегда вызывала у нее панический страх.
— Леонтьева! Иди, покажи нам, как ты решила домашнюю задачу!
Инга с облегчением вздохнула. На задних партах заржали. Багровый от злости Барулин выдрал из тетради лист и смял его. Леонтьева, полная девочка, от которой всегда пахло потом, неуверенно шла к доске. На парту перед Ингой шлепнулся смятый листок бумаги. Не глядя, она смахнула его на пол. Сзади ржали и слышались звонкие удары линейкой. Когда, наконец, зазвенел звонок, Инга быстрее всех выскочила из класса. Не было никакого желания давать Верочке повод прицепиться к ней.
Следующим был английский. Английский Инга любила, потому что класс занимался отдельными группами, и в ее группе Верочки не было. К тому же на английском никого не вызывали к доске, все отвечали с места, и учительница, молодая практикантка из института, старалась всех вовлечь в разговор и никому не давала отсидеться в сторонке. На этих уроках Инга чувствовала себя смелее и отвечала наравне со всеми.
После второго урока пошла в буфет, пристроилась в хвост очереди и задумалась. На прошлой неделе она взяла компот и, когда выбиралась из очереди, Верочка ловко толкнула ее под локоть так, что весь компот оказался у Инги на свитере. Сбежать домой и переодеться было невозможно, пришлось сидеть на уроке в мокром и липком, а Верочка перешептывалась с подругами и уверяла, что на Ингу слетаются мухи. С тех пор Инга брала в буфете только сок в маленьких упаковках. Выходило дороже, зато безопаснее.
К соку она взяла сосиску в тесте, сосиску съела, а куски непропеченного теста кинула в мусорку. Поплелась в класс, посасывая сок через трубочку. В коридоре на втором этаже далеко впереди увидела Верочку, которая с озабоченным видом говорила с доверенными подружками Беловой и Заслонко. Догадаться, чем они обеспокоены, не составляло труда — широкая стрелка-дыра на Верочкиных колготках уже добралась до колена. Новые колготки Верочке не достать, следующий урок у географа-куратора, который прогулы воспринимает как личную обиду и всегда находит способ отомстить. Инга повеселела, спустилась на первый этаж и свернула к младшему корпусу. Ей захотелось в туалет, а в туалет она решалась ходить только в корпусе, где учились мелкие.
Там, как всегда на переменах, творился бардак и беспредел. Мальчишки и девчонки носились по лестницам, хватали друг друга за одежду, восторженно пищали и швырялись учебниками. В коридорах не было ни одного учителя, все сидели по кабинетам, как в засаде. Инга на секунду почувствовала себя великаном, которого окружили взбесившиеся лилипуты.
Зато в женском туалете у мелких всегда было чисто и пусто. Тут никто не торчал всю перемену, не курил, распахнув окно пошире, и не смывал бычки в унитаз. Инга так привыкла к этому, что вошла в туалет без обычных предосторожностей. Выбросила коробочку из-под сока, заглянула в зеркало и только потом услышала угрожающие голоса. Она шагнула вперед. Два старшеклассника держали мелкого и деловито опускали его головой в унитаз. Мелкий брыкался, шипел и униженно бормотал: «Ну не надо. Не надо...» В стороне стоял угрюмый рыжий парень и брезгливо копался в ярко-оранжевом рюкзаке с изображением Спайдермена. Сначала Инга узнала рюкзак, а потом — мелкого. Это был ее младший брат Женька.
— Что вы делаете?! — выкрикнула она.
На нее испуганно оглянулись. И тут же расслабились. Всего лишь девчонка.
— Ладно, хватит, — процедил рыжий. Он перевернул рюкзак, книги и тетради кучей шлепнулись вниз, пластиковый пенал треснул и ручки с карандашами брызнули по кафельному полу. Женьку небрежно стряхнули на пол. Парни прошли мимо Инги, нагло ее разглядывая. Хлопнула дверь.
Женька всхлипнул и бросился к умывальнику. Инга потопталась в растерянности и принялась собирать его вещи. Второй раз за день она ползает по полу, собирая ручки и карандаши, а еще и третий урок не начался.
Скрипнула дверь, в туалет сунулась девчонка с беленькими тощими косичками. Ойкнула, увидев Женьку.
— Вали отсюда! — заорал он.

На географию Инга не пошла. Они с Женькой забились в дальний угол школы, у двери в подвал, рядом с которой громоздились сломанные парты и старые стенды. Женька сделался тихим и вялым. Не глядя на Ингу, он рассказывал, как неделю назад его одноклассники пошли на «Хроники Нарнии», а у него денег не было. Ему предложили в долг, и так хотелось в кино, что Женька согласился. Ну а потом еще попкорн и кока-кола в буфете — в итоге оказался должен гораздо больше, чем рассчитывал. Он не беспокоился, в пятницу у отца должна была быть зарплата, и деньги он выпросил бы.
Инге было жалко на него смотреть. Он выглядел потерянным, в нем вдруг появилась взрослая усталость и обреченность.
Мать тоже рассчитывала на пятничную зарплату отца и домой заявилась с «очень дешевыми» сапогами, которые «случайно» увидела на распродаже. Ворона. А зарплату не дали. И когда дадут, неизвестно. В итоге денег нет совсем.
Умненькие Женькины одноклассники поставили его на счетчик — за каждый просроченный день он теперь должен был 500 рублей.
— И сколько ты теперь должен? — замирая, спросила Инга.
— Пять тысяч. — Женька смотрел в стену. — Эти уроды продали мой долг Рыжему из 8 «Б», и теперь я должен ему.
— А-а... — только и сказала Инга.
Рыжий урод из 8 «Б», точно, это был он в туалете. Его опасались даже те, кто учился классом старше. Он сколотил себе банду из отморозков и шатался по школе в поисках легкой добычи. Говорили, что он с шестого класса стоит на учете в милиции. Говорили, что у него нет ни одного родственника без уголовного прошлого. Говорили, что с ним остерегается связываться даже директриса, хотя это, конечно, совершенное вранье. Пять тысяч — нереально огромная сумма, достать неоткуда и у отца не выпросить.
— Инга-а, — жалобно протянул брат, — как думаешь, папа может меня в другую школу перевести? На другой конец города?
— Не знаю. Может, лучше ему все рассказать?
— Не, — Женька замотал головой, — что ты, его не знаешь? Он будет кричать, разбираться, пойдет к директрисе. И ничего не выйдет.
Инга знала. Отец был из тех борцов за справедливость, у которых никогда ничего не выходит. Ей хотелось обнять Женьку и как-то его приободрить, но он терпеть не мог «телячьи нежности». Поэтому она лишь сказала:
— Что-нибудь придумаем...
И самой стало противно от того, как неуверенно звучал ее голос.
Где-то далеко, не доставая до угла, где они сидели, зазвенел звонок.
— Пойдем.
Женька тяжело вздохнул и взял рюкзак.
Они медленно шли по коридорам. Инга был так подавлена новостями, что потеряла бдительность. И нос к носу столкнулась с географом.
— Так-так, Зимина, — как всегда презрительно глядя сквозь Ингу, проговорил он. — Ходить на мои уроки ты считаешь ниже своего достоинства?
— Нет, — забормотала она, — Павел Викторович, у меня...
— А меня не интересует, что у тебя, — оборвал он. — Придешь после уроков на дополнительное занятие. И попробуй только опоздать!
Дополнительные занятия у географа — мука мученическая. Обычно он заставлял приводить в порядок коллекции камней, стряхивать с них пыль специальной кисточкой. Сам при этом стоял над душой и нудил за малейшую невнимательность. Самые стойкие разгильдяи, уверенные в своей безнаказанности, возвращались с этих занятий морально уничтоженными. Инга с ненавистью поглядела на белобрысый затылок географа.
Следующим уроком была литература. Затюканная учительница по прозвищу Леденец уныло бухтела про письмо Татьяны к Онегину. Класс жил независимой жизнью и в голос обсуждал свои проблемы. Верочки не было.
Инга напряженно размышляла, как быть с деньгами. Банда Рыжего не оставит Женьку в покое, пока не получит деньги. К отцу соваться нечего, от матери никогда никакой помощи не было. Может, занять? У кого? Она в растерянности оглядела класс. Ни у кого такие деньги в кошельках не лежат. Даже у Верочки. Инга приуныла.
Прозвенел звонок. Следующим был урок русского в том же кабинете, но Инга все равно собрала вещи и вышла в коридор. Побродила по школе. Через окно увидела, как на школьном крыльце курит Рыжий с друзьями, неслышно гогочет и сплевывает. Даже издалека он был отвратителен. Вернулась в класс.
Посреди урока дверь распахнулась и независимо вошла Верочка в сопровождении своей доверенной подружки Заслонко. Не обращая внимания на учительницу, они прошли к своим местам.
Проходя мимо парты Инги, Верочка потянулась к ее учебнику. Инга резко придвинула книжку к себе. Верочка махнула рукой над партой и покачнулась. Прошипела: «Овца!» «Сама дура», — подумала Инга.
Последним уроком была алгебра, не пойти на которую было смерти подобно. Алгебру вела директриса, которая, по слухам, тут же на уроке могла выгнать неугодного ученика из школы. На алгебру 9 «Б» ходил в полном составе и вели себя все как мышки.
На перемене к Инге вдруг подбежал Женька. Радостный, схватил ее за руку и выпалил:
— Рыжий сказал, чтобы ты к нему вечером пришла, и он мне долг простит!
— Что?!
— Ну, он ко мне подходит и говорит, что за девка в туалете была? Я говорю, сестра. А он говорит, пусть твоя сестра вечером на школьный двор приходит, и ты нам ничего не должен. Ты ведь сходишь?
Инга стряхнула его руку.
— Жень, ты что, дурак? Ты что, не понимаешь, зачем он меня зовет?
Школьный двор, уютный закуток в кустах за спортивными турниками. В Женькиных глазах застыло искреннее непонимание:
— А что такого?
— Идиот! Ну какой же ты идиот!
У Женьки задрожали губы. Он повернулся и побежал по коридору.
Инга обхватила себя руками. Нет, она не пойдет. Нет, нет.

Урок алгебры стремительно двигался вперед. Директриса скучно объясняла новую тему, красивым округлым почерком писала на доске уравнения. Инга бы предпочла, чтобы привычный и безопасный урок тянулся как можно дольше. Она согласна целую вечность сидеть над тетрадью, непонимающе глядеть на уравнение и не думать о том, что будет, если она пойдет вечером на школьный двор. И не думать о том, что будет, если не пойдет. Ей было страшно.
Прозвенел звонок. По классу пронеслось несмелое шевеление.
— Записываем домашнее задание! — железным голосом отчеканила директриса. Все послушно склонились над тетрадями. — Теперь можете идти.
Все неторопливо, стараясь не производить лишнего шума, собрали вещи и вышли в коридор — директриса терпеть не могла, когда ученики покидали класс как стадо слонов.
В коридоре Барулин дал себе волю — размахивая рюкзаком и расталкивая всех, бросился к лестнице.
— Ура!
— Ура-а!!! — подхватили Громов и Поспелов и помчались следом.
Девочки с визгом шарахнулись в стороны.
Инга плелась позади. Конец учебного дня не принес ей облегчения, как обычно. Она взяла в раздевалке куртку и вышла на улицу. С затянутого тучами низкого неба моросил дождь. Инга надвинула капюшон на глаза и пошлепала по лужам через двор. Завернула за младший корпус. Впереди шла толстая Леонтьева, которая казалась еще более толстой из-за нелепой оранжевой куртки с накладными карманами.
Инга остановилась, вытянула вперед правую руку со сжатым кулаком, выпрямила указательный палец. Прищурилась, представляя, как ловит в прицел яркое оранжевое пятно.
— Бах… — неслышно произнесли губы.
Леонтьева вдруг обернулась и направилась к Инге. Та быстро опустила руку.
Леонтьева облизнула губы и, будто решившись, произнесла:
— Эй, Зимина!
— Ну? — сказала Инга.
— Я все видела.
Инга невозмутимо разглядывала светлые, плохо накрашенные брови Леонтьевой, потом перевела взгляд на лужу под ногами.
— Что ты видела?
— Видела, как ты Верочке колготки порвала. Циркулем. — Леонтьева сделала шаг вперед. — Я ей все расскажу.
Она ждала, как Инга отреагирует. Инга молчала, она так сильно боялась Рыжего и того, что случится вечером, что еще сильнее испугаться уже не могла.
Не дождавшись ответа, Леонтьева продолжила:
— Или не расскажу. Если ты будешь приносить мне по сто рублей в день.
— А харя не треснет?
— Что?! — Леонтьева округлила рот, ее коротенькие крашеные брови поползли вверх.
— Харя, говорю, не треснет? — с удовольствием повторила Инга. — Если будешь на дополнительные сто рублей жрать, станешь поперек себя шире.
— Все расскажу! — взвизгнула Леонтьева.
— Валяй. Беги, набивайся Верочке в подруги. Все равно она с тобой дружить не станет. Корова толстая.
Леонтьева хватала ртом влажный воздух. Наконец, выдавила из себя:
— Чмошница!
Повернулась и пошла вперед.
Инга постояла, ожидая, пока она отойдет подальше. Вышла в город. Расправа над Леонтьевой ненадолго подняла ей настроение, но обреченность и страх быстро вернулись.
Домой идти было тошно. Там мать репетирует новую роль, Чипполино. Дождалась, дали и ей центральную роль. Теперь она репетирует сутками, читает монологи детским дурашливым голосом, развалившись на диване и закинув ноги на стену. Или слезет с дивана и давай по дому скакать — отрабатывает движения. В раковине киснет грязная посуда, в ванной белье замочено, на ужин, конечно, ничего не приготовлено. К матери вдохновение привалило, на ерунду нет времени. С этим еще можно было примириться. Хуже было другое. Как только мать видела Ингу, так затягивала старую песню о том, как 15 лет назад ей предлагали серьезную роль, кормилицу в «Ромео и Джульетте», но тут выяснилось, что она беременна Ингой, ну и роль уплыла, конечно же, и вот уже столько лет ей, такой талантливой, приходится играть белочек да грибочков в детских спектаклях. Все сводилось к тому, что Инга во всем виновата.
Она свернула к центру города.
С миром что-то происходило. Мир отделялся от нее плотной пеленой, мутной, как вода в луже. Мимо шли и разговаривали люди, проезжали машины — до Инги все звуки доносились ровным неразборчивым гулом. Люди обгоняли ее, не замечая, не обращая внимания. Казалось, что если она обратиться к кому-нибудь, ее не услышат. «Неужели никто не видит, как мне плохо?», думала она.
Она забрела в парк в центре города. Пять тысяч, которые нужно было отработать за Женьку, не давали покоя. И вечер надвигался стремительно.
На лавочке сидела компания ребят, они пили пиво и смеялись. Инга увидела среди них красавчика-брюнета, который пригласил ее на медленный танец. Тот скользнул по ней взглядом, не узнал.
Инга брела под деревьями, которые роняли на ее капюшон тяжелые капли. «Меня нет в этом мире, меня нет», — крутилось в голове. Не заметив, выбралась из парка, перешла дорогу и углубилась в жилые кварталы, однообразные и скучные.
Отделяющая ее от мира пелена давила на уши, будто Инга одела наушники и забыла включить плеер. Она проверила — наушников не было. Волны неразборчивого гула накатывались на нее, как на морской берег.
Инга остановилась и огляделась. Она стояла в самом обыкновенном дворе, пустом и мокром. Лужи тускло светились на асфальте, как темные зеркала. Шагнула в лужу и не увидела своего отражения.
«Меня нет в этом мире», произнесла вслух и не услышала голоса. Изображение стерлось. Она закрыла глаза и увидела темноту.
Вдруг в этой темноте возникла девушка. Белые короткие волосы, темные круги под усталыми глазами, красный рот. Инга нехотя открыла глаза.
Рядом стояла девушка и нетерпеливо трясла ее за руку. И что-то говорила. Слова были как пузыри воздуха, которые поднимаются на поверхность воды и лопаются.
«Меня — нет», тянулось в голове.
— Стой! — выкрикнула девушка и больно ущипнула Ингу.
— Ай! Ты чего? — голос звучал непривычно.
— Где находится улица Родины, дом 16? — спросила девушка как ни в чем не бывало.
Инга ошеломленно огляделась.
— Ну, где-то находится... Вот туда, прямо, потом...
— Проводи меня. Пожалуйста! — перебила девушка.
Инга удивленно смотрела на нее.
— Я уже который раз дорогу спрашиваю! Я заблудилась! Я должна туда попасть, понимаешь?!
Инга молчала.
— Хочешь, я тебе заплачу? Тебе нужны деньги? Только проводи.
Мир обрел четкость. Инга увидела черные мусорные пакеты у подъезда, желтое детское ведерко, забытое в песочнице, кошку, которая пересекала двор, брезгливо поднимая лапки.
— Пять тысяч, — хрипло сказала она.
— Всего-то! — воскликнула девушка. Торопливо порылась в сумочке и вытащила красненькую бумажку, хрустящую, новенькую. Инга протянула руку. — Нет, сначала проводи.
«Чокнутая, — подумала Инга. — Какая разница». Главное, у нее будут деньги. Но радости не было. Вообще ничего не было.
— Пойдем.
Улица Родины, дом 16. Она смутно представляла, где это может быть. Надо пройти прямо, потом направо. Среди одинаковых улиц немудрено заблудиться. Двор, детский садик, женщина с собакой на поводке. Они брели в сгущающихся сумерках, навстречу летели гнилые коричневые листья. Инга оглянулась только один раз, когда переходила дорогу, залитую водой. Она шла напрямик, не выбирая. Девушка, не отставая, шла следом. Вода заливала ее модные туфельки, лицо застыло, губы  упрямо сжаты, а глаза превратились в две узкие щелочки. Дерево, мокрая голая береза, вдруг склонилась под порывом ветра.
— Пришли, — сказала Инга.
Дом номер 16 по улице Родины оказался низким двухэтажным зданием с заколоченными окнами.
Она протянула руку.
— Давай деньги.
Девушка неожиданно вцепилась в ладонь.
— Нет, проводи до конца. Ты обещала.
Инга безучастно пожала плечами и побрела к двери. Она была уверена, что дверь закрыта. Взялась за ручку, обычную металлическую скобку, и потянула на себя. Дверь поддалась легко и мягко. Инга непроизвольно задержала дыхание, ожидая, что сейчас обрушатся ароматы заброшенного подъезда — кошачья моча, испорченная канализация, труха и гниль. Но внутри не пахло ничем. И было темно.
Девушка вдруг толкнула ее вперед и навалилась всем телом. Инга упала и услышала, как за ними с грохотом захлопнулась дверь.

Далеко впереди мерцал свет. Инга поднялась, вытянула руку в сторону и нащупала стену. Стена была шершавой, будто покрытая несколькими слоями краски, и теплой. Девушка оттолкнула Ингу и пробралась вперед. Взяла Ингу за плечо.
— Что... — начала было Инга.
— Тихо! — резким шепотом перебила девушка. — Теперь я тебя поведу. Закрой глаза и держись крепко. Потеряешься, тебе же хуже будет.
— Пусти!
Инга вырвалась и побежала обратно к двери. Девушка поймала ее, потеряв равновесие, они обе шлепнулись на пол. Инга поползла вперед, вытягивая руку. Рука уперлась в стену. Шершавую, слегка теплую. В темноте Инга, стоя на коленях, пыталась нащупать дверь. Двери не было.
— Идиотка! — прошипела девушка. — Это был только вход. Убедилась? Теперь пойдем, времени нет.
Инга так растерялась, что решила послушаться.
Девушка потащила ее к источнику мерцающего света.
— Глаза закрой!
Она зажмурилась. Девушка похлопала ладонью по ее лицу, проверяя.
Идти зажмурившись было странно и неудобно. Инга непроизвольно вцепилась в ладонь своей спутницы. Свободной рукой вела по стене. Потом стена закончилась. Девушка пошла быстрее. Инга слышала звук ее шагов. Щеки коснулось легкое движение воздуха, как сквозняк из неприкрытой двери. Нога наткнулась на какое-то препятствие. Инга решила, что это лестница, и подняла ногу, шагнула вперед. Но ступенек больше не было. Еще какое-то время они шли в напряженной тишине. Инге казалось, что ее тянет наклониться вправо. Она сосредоточилась на том, чтобы идти ровно. Вскоре опять последовало странное препятствие, лестница из одной ступени. Заложило уши, будто они нырнули на глубину. Инга с усилием глотнула. Во рту было сухо, в ушах зазвенело. Справа повеяло теплом. Инга не выдержала и приоткрыла один глаз. Правый.
Они шли мимо странной штуки — огромного разлапистого куста, сделанного из металлических палочек и хрустальных фигурных ромбов, нанизанных на проволоку. Палочки-веточки тянули вверх ромбовидные листья, кое-где в перевернутых вниз бутонах сверкали лампочки. Это была люстра, огромная хрустальная люстра, перевернутая вверх головой.
Инга посмотрела наверх и увидела потолок в черно-белых плитах и перевернутые резные деревянные стулья, которые висели вдоль стены.
Она мигнула. Люстра закачалась, зазвенев. Стало жарко и по-настоящему страшно.
— Глаза закрыла! Быстро!
Инга торопливо зажмурилась. Стало легче.
Девушка потянула ее вперед. Они перешли на бег. Инга спотыкалась, поверхность под ногами качалась и даже будто подпрыгивала.
Сверху нарастал странный скрежещущий звук. Что-то, лязгая, с усилием тащилось за ними. Страх вился следом, ознобом бежал по коже и жаром отдавался в ладонях. Инга не помнила, когда ей в последний раз было так всеобъемлюще страшно. «Еще немного — и я сойду с ума», — обреченно подумала она.
— Быстрее!
Поверхность под ногами оборвалась. Они покатились, потом поползли. Ингу по-прежнему держали за руку, и ползти вперед, опираясь на один локоть, было неудобно и больно. Но это быстро кончилось, Ингу поставили на ноги, и она вновь побрела вперед. К ее облегчению, страх отпускал с каждым шагом. Тело охватил озноб, челюсть дрожала и зубы стукались друг об дружку. Она набралась смелости и вытянула руку в сторону. Нащупала стену, гладкую и холодную.
В следующую секунду Инга почувствовала ветер, который ласково коснулся лица и растрепал волосы. Ветер пах теплом, солнцем и морем. Она шагнула и повалилась на теплый песок.
— Можешь открыть глаза, — сказали ей.

Побережье
Инга вышла из душа, выпуталась из белого пушистого полотенца и встала перед зеркалом. Провела рукой по волосам. Влажные волосы высыхали, распушались и тут же послушно завивались в крупные кудри. Инга подумала и нарастила их до талии, потом подсветлила, будто волосы выгорели на солнце.
Ветер колыхал на открытом окне легкие занавески, трепетал балдахин кровати. Солнце ярко освещало комнату. День обещал быть великолепным.
Инга приподняла волосы, рассыпала по плечам и осталась довольна. Занялась кожей. Крутясь перед зеркалом, сделала себе золотистый загар. Чуть уменьшила груди, чтобы они укрывались в ладонях, подправила соски.
Лицо. С лицом всегда все было в порядке, ведь Инга не переставала его контролировать даже когда оставалась одна. Широко распахнутые голубые глаза и пухлые губы, детский удивленный взгляд. Она улыбнулась своему отражению. На губах заблестела нежно-розовая помада.
Инга протанцевала к комоду и выхватила невесомое лимонное платье. Приплясывая, нанизала на руки тонкие звенящие браслеты, закрыла пол-лица солнцезащитными очками и выпорхнула из комнаты. Забытое на кровати белое полотенце таяло, как мыльная пена.
Залитый солнцем пляж был полон народу. Инга шла, с удовольствием погружая босые ступни в теплый песок, махала рукой знакомым, улыбалась и отвечала на приветствия. Платье порхало над коленями. Ослепительное море разливалось до горизонта, дробило солнечные лучи, качалось и вздыхало.
Когда до моря оставалось несколько шагов, Инга вспомнила о купальнике. Краснея, украдкой сочинила себе скромный купальник, бросила платье на ближайший шезлонг и побежала в море.
Вода в первую секунду показалась прохладной, во вторую — теплой. Инга с наслаждением плыла, бездумно улыбаясь солнцу, морю и небу. Вода ласково поддерживала ее и подталкивала вперед.
Обернулась и замерла на волнах, раскинув руки. Рассеянно разглядывала берег. Белое здание лепилось к горе, как гнездо ласточки, винтовые лестницы сбегали вниз. На пляже были разбросаны хижины, маленькие бары под навесом. Слышалась музыка, танцевали сальсу, девушки в бикини кидали друг другу пестрый мяч, парни играли в волейбол. Это место было раем, настоящим раем.
Инга вышла из воды и с удовольствием растянулась на шезлонге. Протянула руку и взяла с ближайшего плетеного столика бокал сангрии. Запотевший бокал с терпким вином, в котором шуршали кусочки льда и в замедленном танце кружилась долька апельсина. Закрыла глаза очками. Высоко в небе плыли облака, аккуратные и четкие, словно нарисованные кистью. Никогда в жизни ей не было так хорошо.
— Доброе утро, сладкая! Как настроение?
Инга радостно подскочила:
— Джастин! Привет!
Джастин, как и вчера, высокий и стройный, с черными вьющимися волосами и смеющимися глазами, пританцовывая, переступал на песке. Он был консервативен в выборе внешности и лишь изредка менял цвет глаз или длину волос.
Инга обвила Джастина руками за шею, усадила рядом. Он погладил ее по голове.
— Как спала моя кошечка? Какие сны ей снились?
И не дожидаясь ответа, поцеловал нежно и ласково. Сердце сладко замерло. Льдинки таяли в бокале сангрии.
— Ты уже завтракала? Нет? Пойдем.
Подхватил Ингу на руки и понес, она смеялась и болтала в воздухе ногами.
Завтракали, как всегда, в баре у Анатоля. В маленьком зале был приятный полумрак. Анатоль стоял за стойкой и принимал заказы. Сегодня он был толстяком, бритая голова блестела от пота, на шее лежали жирные складки, толстое волосатое брюхо нависало под шортами. Анатолю было жарко. Пухлой рукой с пальцами размером с сосиску он проводил по широкому лбу. Поджарые, высохшие на солнце юноши и девушки толпились вокруг Анатоля и потешались над ним. Анатоль смеялся вместе со всеми, тряс жирными телесами и уверял, что продержится толстяком до вечера. Под взрывы одобрительного хохота кто-то обещал за это снабжать Анатоля устрицами до конца сезона.
— Анатоль поспорил с Марком, что будет толстяком весь день, — пояснил Джастин Инге.
— Ему ведь жарко!
— Зато весело, — пожал он плечами.
Инга и Джастин пробрались сквозь толпу к стойке, взяли по порции паэльи и уселись за любимый столик у окна.
— Хей, доброе утро! — подошла Мишель. Мишель всегда предпочитала быть мулаткой, яркой, крупной и с пышными формами. Сегодня она превзошла саму себя: большие вывернутые губы, блестящая черная кожа на солнце отливает фиолетовым и грудь не меньше пятого размера, едва прикрытая лоскутками красного купальника.
— Доброе утро! — Инга поцеловала Мишель, слегка коснувшись губами ее щеки. Мишель же влепила ей щедрый поцелуй. От ее тела исходил горький аромат миндаля.
— Прекрасно выглядишь, Мишель! — Джастин весело разглядывал ее колыхающиеся формы.
Мишель сжала грудь руками:
— Настоящий пятый размер! Без дураков!
— Хотел бы я быть на месте того, для кого ты это приготовила!
Инга пнула его под столом и закричала, изображая ревность:
— Прекрати пялиться на ее буфера!
Джастин и Мишель расхохотались.
— Ты придешь на игру, я надеюсь? — спросила Мишель у Джастина. Тот кивнул. — Тогда до встречи!
Она похлопала его по плечу, подмигнула Инге и пошла к стойке бара.
— Игра? — спросила Инга. — Футбол?
— Угу. Команда Северного берега против команды Южного. — Джастин вскочил и закричал. — Победа будет за нами, верно, друзья?!
Зал разразился одобрительными криками:
— Да! Победа!
После завтрака всей толпой пошли на игру. Шли в обнимку и выкрикивали на ходу придуманный гимн Северного берега:
— Север против Юга!
 Победа за нами, подруга!
Многие на ходу меняли внешность и становились голубоглазыми блондинами, спешно наращивали мускулы и потрясали кулаками.
Футбольное поле было устроено на границе между Южным и Северным берегом, зрители устраивались вокруг на песке. Команда Юга поголовно изображала негров, скалила зубы и выкрикивала угрозы в адрес Севера.
Джастин ушел вместе с игроками. Инга отыскала Мишель и села рядом. Та обхватила ее рукой за шею и привлекла к себе.
— Признавайся, малышка, как у вас с Джастином?
Инга положила голову на колени Мишель. Мишель всегда вела себя с ней как заботливая старшая сестра, опекала, учила жизни. Инга расслабленно улыбнулась:
— Все замечательно.
Она следила, как Джастин бегает по полю, ловкий и стройный, у внутри у нее все замирало.
Инга прошептала Мишель на ухо:
— Я решила. Сегодня я буду его...
— О-о! — радостно закричала Мишель. — Давно пора! Истомила парня. А с виду такая тихоня!
Инга, краснея, пробормотала:
— У меня такого ни разу не было...
Мишель покровительственно обняла ее за плечи. И вдруг закричала:
— Эй, вы, пошевеливайте своими плоскими задницами!
Команда Северного берега выиграла у команды Южного со счетом 20:17. Джастин забил пять голов. Инга визжала и подпрыгивала вместе со всеми.
После игры и зрители, и футболисты, возбужденно галдя и распевая песни, отправились купаться. Беспечно барахтались в воде, ныряли, поднимая тучи брызг. Сиеста подкралась незаметно, солнце застыло в зените, и все разбрелись по домам.
Джастин проводил Ингу до двери ее комнаты, жадно поцеловал, повел рукой вниз по животу. Инга вывернулась из его объятий.
— Вечером, Джастин, вечером. Я ужасно устала.
Он легонько укусил ее в шею, прошептал:
— Я буду ждать, моя сладкая...
Инга закрыла за ним дверь, привалилась к стене:
— Какой парень...
Забралась в ванную с расслабляющей ароматической солью и, чертя по бортику жидким мылом, думала о Джастине. Какой он умный, красивый, преданный. Мама была бы от него без ума. Мысль о маме лопнула, как мыльный пузырь. Инга думала, что одеть вечером, и задремала.
Когда вылезла из ванной, солнце спускалось к кромке моря. Инга лениво бродила по комнате, перебирала браслеты и бусы, задумчиво трогала разложенные на столике морские раковины, надув губки, смотрела в зеркало. Ей хотелось продлить это состояние неизвестности, ожидания, щемящего счастья.
Когда пришел Джастин, она укладывала волосы, зачесывала кудри наверх и закрепляла шпильками. Шпильки выпадали, закатывались под столик. Инга их находила, снова поднимала волосы и пыталась закрепить прическу.
Наконец, Джастин обнял ее и тихо спросил:
— Хочешь, никуда не пойдем?
— Нет, пойдем! — капризно заявила Инга и бросила шпильки. Волосы разлетелись по плечам. Придирчиво оглядела себя в зеркале. Белое полупрозрачное платье обвивало шею и оставляло открытой спину. Инга недовольно сжала губы и удлинила подол до колен.
— Ты прекрасно выглядишь, — сказал Джастин.
Инга слегка расслабилась и позволила увести себя из комнаты.
Джастин привел ее в ресторанчик на террасе, с которой открывался вид на море, спокойное, гладкое, как зеркало. С безоблачного, стеклянно-синего неба спускался к воде красный шар солнца. В глубине зала играла то ли флейта, то ли скрипка, Инга не могла разобрать. Она была невнимательна и рассеяна.
На столе в вазочке с водой плавала ароматическая свеча, в бокалах тускло светилось красное вино. Джастин говорил о пустяках, но эти пустяки имели огромное значение. Инга понимала, что запомнит этот вечер на всю жизнь.
Ночь незаметно накрыла берег. Темными пустыми коридорами Джастин привел ее в свою комнату.
— Закрой глаза.
Инга послушно ждала. Ей было радостно, как в день рождения. Сейчас случится что-то невероятное и очень хорошее.
Джастин обнял ее сзади, поцеловал в шею.
— Открывай.
На полу комнаты лежали шкуры, в глубине горел камин, освещая все неверным трепещущим светом. По стенам угадывались силуэты копий и стрел. Это была хижина охотника.
— Как красиво! — выдохнула Инга. Скинула босоножки и ступила на шкуры. Шелковистый теплый мех ласкал кожу. Она опустилась на колени, поглаживая мех. Джастин, придерживая ее, расстегнул застежку платья. Ткань скользнула вниз. Он провел рукой по ее обнаженной коже, сжал грудь. Инга почувствовала неожиданный восторг, повернула голову и нашла его губы.
— Извини, сладкая, — выдохнул он, — не могу больше ждать.
Повалил Ингу на спину, сорвал с нее платье и трусики, торопливо сбросил одежду и опустился сверху. Инга запустила пальцы в его волосы, закрыла глаза и стала ждать, что будет дальше. Ей было совсем не страшно. Внизу был ласковый мех, сверху — Джастин. Инге хотелось двигаться в отведенном ей пространстве, тереться, касаться всей кожей и получать особое, непривычное удовольствие.
Она почувствовала, как в самую нежную и сокровенную ее часть толкается что-то твердое и горячее. Обхватила Джастина за шею руками и постаралась расслабиться. Сейчас все произойдет.
Текли секунды. Инга вдруг ощутила себя дверью, в замочную скважину которой пытаются протолкнуть ключ. И никак не могут попасть.
Она открыла глаза и посмотрела в напряженное лицо Джастина. Он принужденно улыбнулся:
— Сладкая, у тебя там какое-то приспособление? Мм-м... Игрушка? Ее лучше достать.
Инга непонимающе заморгала:
— Нет...
Джастин приподнял ее бедра, широко раздвинул ноги.
— Не смотри, мне стыдно, — вырвалось у нее.
Он провел пальцем.
Инга сжалась.
—Ты там очень маленькая, — заявил он.
Инга надеялась, что все произойдет быстро, просто и без объяснений. Не получилось. Чувствуя, как горят щеки, она выдавила:
— Я девственница.
— А-а... Да? У вас так положено? — он немного расслабился.
— Да. У тебя ни разу не было девственницы?
— Нет. Я не думаю, что в жизни надо все попробовать. — Джастин поцеловал ее в губы. — Извини, кошечка, ты меня с ума свела своей неприступностью.
— Теперь я вся твоя, — запинаясь, пробормотала Инга.
Легла на спину и закрыла глаза. Ничего, ничего. Ничего страшного. Сейчас все будет хорошо.
Тут она почувствовала резкую боль и застонала.
— Сейчас, моя сладкая, — прошептал Джастин.
Инга снова застонала от боли, вцепившись руками в мех.
— Тебе больно?! — испуганный Джастин откатился от нее. — Больно?
— Немного, — призналась Инга. — Так и должно быть. Я потерплю.
— Что это значит? — он прикрыл пах ближайшей шкурой и возмущенно продолжил. — Я садо-мазо не занимаюсь! Пусть другие, если желают, я — нет!
— Ты не так понял. — Инга старалась говорить нежно и ласково. Это простое недоразумение сейчас разрешиться. — Я девственница, я первый раз с мужчиной. А первый раз всегда больно. Говорят, еще кровь идет.
— Кровь? — он побледнел. — Откуда? Подожди, ты хочешь сказать, что у тебя оттуда пойдет кровь?!
Инга, недоумевая, коснулась его плеча. Он вздрогнул.
— Нет, я не могу. Ты кричишь, тебе больно, у тебя будет кровь... Как такое придумать можно было? Я не садист, я не могу.
— Джастин... — пробормотала Инга.
Он вскочил и отбежал вглубь комнаты.
— Нет и не уговаривай даже! Вы, девственницы, можете любыми извращениями заниматься, а я в этом не участвую. Какой ужас! У меня теперь психологическая травма будет!
Этого Инга не могла перенести. Всхлипывая, она схватила платье и трусики и выскочила за дверь. В пустом коридоре, дрожа, торопливо оделась и бросилась к себе. Упала на кровать и разрыдалась.
Вставала, пила ледяную воду, смотрела в окно на ночное море и ревела, презирая себя и злясь на него. Как такое могло произойти, в голове не укладывалось. Под утро, наконец, пришел сон, тяжелый и глубокий.

Проснулась поздним утром, сощурилась от яркого солнца и вспомнила про Джастина. Щеки запылали, под веками стало горячо от слез, в горле захлюпало. Она сжалась в комок и с головой укрылась одеялом. Все кончилось. Она снова урод, снова не такая, как все. Ее отвергли, выставили за дверь, как гадкую собачонку. Инга беззвучно, бессильно плакала.
Потом все-таки встала и потащилась в ванную. Там и выяснилось, что за ночь с головы пропали волосы. Остался только светлый ежик длиной сантиметра два. Прикасаться к таким волосам было щекотно и неприятно. Глаза красные, нос распух, кожа побелела и покрылась веснушками.
Стиснув зубы, Инга убрала веснушки. То, что вчера получалось легко и приятно, сегодня удавалось с трудом.
Полезла в душ. Холодная вода отрезвила и успокоила. Инга решила хоть что-то предпринять. Нацепила первые попавшиеся шорты и топик, закрыла красные глаза солнечными очками. Провела рукой по голове. Волосы упрямо не желали отрастать. Ну и пусть. Пусть так и будет. Она же уродина.
Инга спустилась на пляж. Пляж кипел повседневной жизнью, и ни у кого не было проблем сложнее выбора очередного развлечения. Сверкающее море было заполнено обнаженными телами, на песке загорали и играли в мяч, слышался визг и смех. Все было как обычно. И от этого становилось еще хуже. Сжавшись, она побрела к бару Анатоля. Сегодня ее никто не узнавал и не приветствовал. Она была только рада.
У Анатоля в этот поздний час было пусто, все уже позавтракали и разбежались. За стойкой бара вместо Анатоля стоял тощий парень в дурацкой розовой панаме. Инге понадобилось несколько секунд, чтобы понять, что это и есть Анатоль.
Мишель сидела одна у окна и лениво ковырялась в тарелке.
— Мишель, — подошла к ней Инга. Негритянка подняла голову. Это была не Мишель. Давно Инга не путала людей.
— Мишель на заднем дворе, — доброжелательно сказала негритянка.
Анатоль, не узнавая, приветливо кивнул Инге. Через дверь у стойки бара она попала на задний двор, огороженный низкой плетеной оградой. Под навесом горкой были сложены ящики. Инга заглянула туда.
Мулатка с кожей цвета кофе с молоком жарко и шумно целовалась с огромным негром. По спине негра перекатывались мускулы, он с силой мял грудь девушки, мулатка стонала и жадно терлась об негра.
Увидев такую картину прежде, Инга бы незаметно ушла, но теперь ее не интересовали такие тонкости.
— Мишель. — Они не слышали. — Мишель, мне надо с тобой поговорить!
Мулатка неохотно оторвалась от негра. Взглянула, не узнавая, на Ингу. Та в отчаянии сорвала очки.
— Это я, Инга!
— Инга? — Мишель неуверенно улыбнулась. — Ты экстремально сменила имидж.
Она оттолкнула негра.
— У меня сейчас дела, малыш. Я тебя потом найду.
Негр недовольно смотрел на Ингу. Мишель, не обращая на него внимания, взяла Ингу за руку и повела.
Она привела Ингу к ближайшей плетеной хижине и открыла дверь.
— Проходи, днем здесь никого нет.
Хижина состояла из одной комнаты, на полу лежали пыльные циновки, покрывала, в углу грудой свалены какие-то вещи, душно. Неудивительно, что здесь никого не было, сидеть здесь днем, когда снаружи море и солнечный пляж, просто глупо.
Мишель уселась на циновки, усадила Ингу напротив и велела:
— Рассказывай, что случилось.
Инга открыла рот, и тут из глаз полились слезы.
— Ну, будет тебе реветь, — успокаивающе сказала Мишель, из груды вещей в углу выудила тряпку и кинула Инге.
Тряпка оказалась футболкой. Вытирая слезы, Инга пробормотала:
— Я хотела отдаться Джастину, но он меня не захотел, потому что я девственница...
Мишель терпеливо и внимательно ждала продолжения. Инга хлюпала носом.
— Извини, я не поняла, — вежливо сказала Мишель. — Ты — кто?
— Девственница!
— И... что?
— У меня ни разу не было мужчин!
— Только женщины? — уточнила Мишель.
Инга отшвырнула футболку. Она тоже издевается над ней, как и Джастин?
— Никого у меня не было! — выкрикнула она. — Ни мужчин, ни женщин, ни животных. Ни разу! Это что, так позорно, да? Мне скоро 15-ть, и у меня еще ни разу — это так ужасно? Именно поэтому он меня не захотел, да?
Мишель торопливо обняла ее.
— Тише, тише. Подумаешь, Джастин. Этих Джастинов целое побережье, выбирай любого. Вовсе он не лучше всех. Я вот тебя с таким парнем познакомлю...
Инга благодарно всхлипывала, успокаиваясь. Мишель такая добрая, надежная, она всегда ей помогала и опекала. Мишель, конечно, права. Джастин оказался впечатлительным истериком? Пусть катится к черту. На побережье толпы красивых парней.
— Он сказал, что я кричу, что у меня будет кровь, и он не может, — жаловалась Инга.
— Он мне никогда не нравился, этот Джастин, — бормотала Мишель. Потом замерла. — Кровь? Почему кровь?
— Ты разве не помнишь, как у тебя это в первый раз было?
— М-м... — она озадаченно почмокала губами. — Это давно было... Подожди, как же его звали?
Инга высвободилась из ее объятий. Она так нервничала, что потеряла контроль над одеждой, и теперь короткий топик упрямо удлинялся, вокруг горла обернулся воротник-стойка, застегнулся на маленькую тугую пуговку, рукава сползали к локтям, шорты превращались в широкие штаны и спускались к коленям.
— Виктор? — бормотала Мишель. — Или Педро? А может, это была Роза? Нет, я не могу вспомнить... Забавно, кто же был первым?
Инга не слышала ее. Сквозь крошечное окно она видела пляж и беспечных, улыбающихся, смеющихся людей. Все так добры друг к другу. Внимательны и приветливы. Так не бывает.
— Значит, у вас тут нет девственниц? И все происходит так легко и быстро, так незаметно и приятно, что потом и вспомнить трудно?
Мишель радостно заулыбалась:
— Верно! Я не помню, потому что потом было гораздо лучше! А первый раз... что его запоминать? Ничего не умеешь, ничего не получается...
Инга подошла к окну. Рукава стремительно удлинялись и тянулись по полу. За окном в ярком солнечном свете шли люди, весело болтая. За окном был мир, к которому она не принадлежала. К которому она не могла принадлежать. Воротник сдавливал горло, крошечные круглые пуговички вылуплялись из ткани и бежали наискосок к левому плечу.
— Как я здесь оказалась? Кто я? Кто — я?
Пол качнулся под ногами, наклоняясь. Вещи из одного угла комнаты неохотно покатились в другой. Испуганная Мишель подскочила к Инге, затеребила ее, затормошила, закрыла руками.
— Инга, не надо!
Воротник затягивался на горле. Она открывала рот, но могла только хрипеть.
Мишель рванула ткань, пуговицы с треском разлетелись во все стороны. Инга упала на пол и, кашляя, выбралась из опутавшей ее взбесившейся одежды. Ткань расползалась в руках и на глазах таяла.
— Инга, — Мишель осторожно тронула ее за плечо. — С тобой что-то странное происходит...
— Это с вами что-то странное! Я в порядке!
— Нет, — тихо сказала Мишель. — Тебе нужно поговорить... С Аллой.

Мишель держала Ингу за руку и вела в горы. Они все дальше уходили от людного шумного побережья, все меньше попадались им на пути оживленные группы, расположившиеся на пикник в тени деревьев. Последние полчаса они шли по влажному южному лесу совершенно одни.
Инга была рассеяна и равнодушна к происходящему. Случилось что-то непостижимое, непонятное для ее сознания, и она просто отталкивала это от себя, бездумно разглядывая широкие листья деревьев и переплетающиеся корни под ногами. На ней красовалась полинялая майка и длинные шорты, которые она беззастенчиво забрала из чужой хижины. Солнечные очки она потеряла и теперь щурилась от яркого солнца, которое порой пробивалось на тропинку сквозь широкие листья. Близилась сиеста.
— Когда у кого-то проблема, нужно идти к Алле, — говорила Мишель. — Она все знает. Она всегда поможет. Мне рассказывала Зита, что у ее родственницы случилась неприятность — ей стало казаться, что все в ее жизни происходит по кругу и новый день ничем не отличается от предыдущего. Эта Зитина родственница так переживала, что даже есть не могла. И тогда она пошла к Алле. Никто не знает, что ей сказала Алла, но вернулась она совершенно другим человеком. Тебе нужно поговорить с Аллой, и все наладиться.
Инга не слушала болтовню Мишель. Она приглядывалась к миру. С миром что-то происходило. Секунду назад все выглядело совершенно обычным и правильным, а через мгновение становилось плоским и безжизненным, блеклым, будто плохо нарисованная картина. Инга чуть поворачивала голову, и окружающее наполнялось сочным объемом, листва наливалась зеленью, под ногами пружинила земля.
— Тебе никогда не казалось, — перебила она Мишель, — что можно протянуть руку, и мир порвется, как бумага?
Мишель поймала ее за руку.
— Нет, не казалось. Не делай так. Тебе нужно поговорить с Аллой, она тебе поможет.
«Она боится, — вдруг подумала Инга. Мысли текли лениво, словно она не имела к ним никакого отношения. — Хвалит эту Аллу, потому что боится ее. И того, что со мной происходит, тоже боится. Но все равно хочет мне помочь. Хорошая Мишель».
Она украдкой пошевелила пальцами. Ей не было страшно. Было любопытно. Хотелось проткнуть окружающее, как тетрадный лист, и повести пальцем, вслушиваясь, как с треском рвется бумага.
— С Аллой говори вежливо. Не мямли и не повторяйся, говорят, она этого не любит. Расскажи про себя и жди, что она скажет. И не перебивай ее. И не задавай ей вопросов.
— Хорошо, — бормотала Инга, спотыкаясь, — хорошо.
Ее не волновала неизвестная Алла. Интересно было другое. Чем дольше они шли вперед, тем более реальным и объемным становилось окружающее. Четкие резные листья, мелкие насекомые, снующие по стволам деревьев, шелест птиц далеко вверху — все было живым, настоящим. Как Инга не глядела сквозь ресницы и не поворачивала резко голову, ощущение тонкого мира не возвращалось.
Людей они заметили только тогда, когда те неожиданно шагнули из-за деревьев на тропинку. Мишель взвизгнула. Три парня и две девушки смотрели на нее сурово и настороженно, в руках они держали длинные гладкие палки.
— Куда? — спросила девушка, неприязненно разглядывая Мишель.
Обычно независимая и дерзкая, Мишель сжалась под ее взглядом и пробормотала:
— Нам надо к Алле. У нас проблема.
Девушка молча разглядывала ее. Мишель растерялась.
— У тебя нет проблем, — наконец, заявила девушка.
Мишель посторонилась и вытащила вперед Ингу. Девушка уставилась на нее. У девушки были длинные белые волосы, забранные в высокий хвост, и крупинки пота на лбу. Ей было жарко и хотелось вытереть пот, но она считала, что сейчас это непозволительно. Она была обычной, и Инга не понимала, почему так волнуется Мишель. Она показала девушке язык. Девушка вздрогнула.
— Ты пойдешь, — она указала пальцем на Ингу. — А ты — останешься!
Мишель была так подавлена, что не стала возражать. Инга обняла ее на прощанье.
— Спасибо тебе, ты всегда была так добра ко мне. Я этого не забуду.
— Иди, — прошептала Мишель. Ее губы дрожали.
Девушка взяла Ингу за локоть и потянула вперед.
— Руку отпусти, — процедила Инга. Та в ответ сильнее сжала пальцы.
Они двинулись вперед. Тропинка становилась шире и ровнее, ветки по краям были заботливо обрезаны. Было ясно, что здесь много и часто ходят.
Тропинка вынырнула из леса в долину. Инга вздрогнула. Ощущение живого, пульсирующего мира достигло пика. Где-то далеко с гор обрывался водопад, река, сладко извиваясь, пересекала долину. Кое-где через речку были перекинуты горбатые мостики. Воздух был приторен от благоухающих цветов. В прозрачном небе, раскинув крылья, висела птица. По коже побежали колючие искорки. Инге показалось, что Джастин подошел сзади и провел языком по обнаженной горячей шее.
В долине были разбиты несколько шатров. Ингу вели к самому большому. Она едва переставляла ноги. Терпкий густой воздух обволакивал кожу. Хотелось упасть, зарыться лицом в траву и растаять, как кусок сахара в чашке чая.
Девушка отвернула занавеску у входа в шатер и подтолкнула Ингу внутрь.
— Иди.
В шатре был полумрак. Курились благовония, горели толстые свечи, пол устлан коврами. В глубине шатра на горе подушек полулежала женская фигура, закутанная в ткани. У стен шатра сидели хрупкие белокожие юноши и девушки и безучастно смотрели перед собой.
В молчании Инга шагала вперед. Женская фигура в глубине шатра казалась ей сердцевиной этого мира удовольствий и наслаждений. Она подошла достаточно близко, чтобы разглядеть надменное скучающее лицо, фарфоровой белизны кожу, струящиеся гладкие черные волосы, тонкую нежную руку с широким золотым кольцом на безымянном пальце. Алла лениво глядела на нее, прикрыв глаза. Вдруг глаза широко распахнулись. Кукольное лицо дрогнуло и потекло, слой за слоем стекали надменность, гордость, пресыщенность, и на секунду проявилось усталое лицо девушки, которая в далекий дождливый день просила Ингу провести ее на улицу Родины. Это была она.
Ковры зашевелились под ногами, заколыхались тряпичные стены шатра, свечи гасли одна за другой.
Алла поднялась, всплеснув широкими рукавами, удержала окружающее. Все встало на свои места.
— Вышли все!
Сидящие на полу юноши и девушки недоуменно переглянулись.
— Быстро!
Они живо поднялись и выбежали из шатра.
Инга стояла, безвольно опустив руки. Она все вспомнила в тот момент, когда посмотрела в лицо Аллы. Папа, Женька, мама и школа, ухмыляющееся лицо Рыжего из 8 «Б». Не то чтобы она совсем о них забыла. Просто о них как-то не думалось прежде. Трудно было и представить, что может существовать что-то кроме Побережья. У нее не было времени, ведь она была так занята выбором, что одеть и чем заняться вечером, так увлечена размышлениями, что думает о ней Джастин. Она весело тут развлекается, пока Женька там один.
Алла смотрела насмешливо.
— Мне нужно домой, — хрипло сказала Инга.
Алла подошла ближе. Цветное многослойное платье шуршало от ее движений, черные волосы касались пола.
— Я думала, ты придешь раньше, — заговорила она. — Но тебе так здесь понравилось. Приятный мир, правда? Столько невинных соблазнов. Почему же ты пришла? Подожди, подожди... ничего не говори. Я и так все вижу. Его зовут... Джастин... Красивый мальчик. Но мечта не смогла прорвать материю.
Алла хихикнула.
Инга сжала кулаки.
— Как... как мне вернуться?
Алла притворно-озадаченно покачала головой.
— А зачем тебе возвращаться? Ведь там было плохо. Никто тебя не любил. Я знаю, все над тобой смеялись. Оставайся...
— Стерва! — выдохнула Инга. — Говори, или я...
— Или ты — что? — Алла расхохоталась резким, взвизгивающим смехом. Повела рукой — по шатру послушно загорались свечи, задымились палочки благовоний. — Ты на моей территории и ничего не можешь сделать.
Инга чувствовала, что Алла говорит правду. Мир вокруг Аллы был прочен и тверд, его не получится разорвать как бумагу. Инга представила, как она возвращается на побережье и снова выходит каждый день к морю, веселая и беспечная, флиртует с парнями, обсуждает с девушками милые пустяки, а где-то Женька бредет по лужам в школу и усталый отец возвращается с работы домой, и даже маме будет плохо, потому что некого упрекнуть в том, что она не получила роль. Потому что Инги больше не существует в их мире.
— Мне нужно домой. Правда.
— Да не держу я тебя, — капризно сказала Алла. — Врываешься, угрожаешь... Нелепая девчонка.
Она подошла совсем близко, облизнула яркие губы.
— Уходи.
Инга бросилась прочь из шатра. Выскочила под ослепительное солнце, растерянно заморгала. Долина была пуста. Блестела речка, шумел вдали водопад, жарко дышала земля. Инга помнила, как вернуться на побережье. Но как вернуться домой?
За спиной слышался издевательский смех Аллы. Инга сжала губы и повернула обратно.
Алла лежала на подушках, крыльями бабочки раскинув широкие рукава, и хохотала.
— Скажи, как мне вернуться домой.
Постанывая от смеха, Алла оперлась на локоть. Фыркнула.
— Слушай, повторять не буду. Ты должна найти дверь. Дверь на выход. Через нее сможешь выйти. Пока не найдешь, останешься здесь, в моем гостеприимном мире.
— Что здесь происходит? Как я тут оказалась?
— Тебя ведь предупредили, что я не отвечаю на вопросы. Вот тебе пособие.
В сторону Инги полетел сверкающий предмет. Она подняла руки. Это оказался небольшой стеклянный кубик.
— Тренируйся. Это все.
— За тобой должок, — сказала Инга. — Пять тысяч. Я довела тебя до улицы Родины, ты обещала мне пять тысяч.
— Какая меркантильная девчонка, — притворно вздохнула Алла. Провела рукой по полу и протянула Инге: — Держи свою бумажку.
Инга рассмотрела купюру. Новенькая, хрустящая, только что напечатанная.
— Тут должно быть написано Хабаровск.
— Да хоть Стокгольм.
Алла равнодушно пожала плечами, взяла купюру, подержала между ладонями и отдала обратно. Теперь все было правильно.
— Уходи, ты меня утомила.
Инга вышла из шатра. Сложила купюру и поглубже засунула в карман шорт. Посмотрела на прозрачный кубик. Кубик не был пустым. Внутри он был поделен на этажи лабиринты, на верхнем этаже перекатывался металлический шарик. В левом углу этажа было квадратное отверстие — переход на следующий уровень. Понемногу поворачивая кубик, Инга довела его до отверстия. С тихим звяканьем шарик провалился вниз, на второй этаж. Она подняла кубик к глазам, прищурилась, пытаясь в переплетении стеклянных стенок разглядеть шар. Провести его по второму этажу будет гораздо сложнее.

Дальше