ВОЗВРАЩЕНИЕ (рассказ)

Кайрон открыл глаза. Предутренняя серая мгла была неполной. На потолке замысловато танцевали непонятные разноцветные блики. Сквозь неплотно закрытые жалюзи в комнату проникал яркий электрический свет и тюремными полосками ложился на стену. Голова была пустой словно выжатый лимон. Кайрон попытался вспомнить вчерашний день, но у него ничего не получилось. Серый сумрак закрывал память, как и город за окном. Неожиданно ожил старый будильник: прозвенев три раза, он замолк, оставив ещё большее ощущение Тишины и заполняющей комнату Пустоты. Чтобы разогнать это ощущение, Кайрон потянулся и нащупал пульт телевизора, лежащий на журнальном столике. Чёрный экран вспыхнул, озарив комнату синим мерцающим светом. Передавали погоду и местные новости. Показывали бородатых пожарных: на бывших военных складах активисты Группы Мести закидали несколько ангаров бутылками с зажигательной смесью. Это больше всего напоминало демонстрацию бессилия, никакого смысла в этом не было уже давно. Активисты Группы Мести всячески досаждали бывшим военным, виня их во всем случившемся, но их акции часто заканчивались лишь забрасыванием тухлыми яйцами или, на худой конец, бутылками с зажигательной смесью бывших военных объектов.  Как когда-то хорошо сказал Ант Скаландис: поздно стрелять, когда на ваших улицах уже рвутся бомбы, стрелять нужно было до этого, чтобы предотвратить войну. Тем более поздно было стрелять, когда бомбы уже взорвались, и улеглась белая пыль, символизирующая Смерть и Вечность, белый порошок, дарующий полное забвение. В доме напротив сектанты совершили массовое самоубийство. Кайрон поднял голову и понял, что разбудившие его разноцветные блики исходили от нескольких машин Внутреннего Порядка, припаркованных на другой стороне улицы. Их фары светили прямо в окно. Группы Мести и Внутреннего Порядка создавали хоть какое-то движение в этом мире безмолвия и безнадеги. Туда входили те, у кого ещё чесались руки. Обе группировки практически уравновешивали друг друга, не причиняя особых хлопот остальным жителям города. Телевизор продолжал верещать что-то про беспорядки и проблемы с продовольствием, связанные с исчезновением начальника Главной Конторы Семенова Глеба Борисовича. Говорили, что тот уже несколько дней не появлялся дома и на работе, что сильно затрудняет выдачу новых продовольственных талонов. Кайрон не вслушивался, слова плыли сплошным потоком мимо него, но голос диктора не уничтожил Тишину, как надеялся Кайрон, он лишь отодвинул её на второй план. Пустота отодвинулась в углы комнаты и осталась там. Кайрон медленно сел и осторожно спустил ноги на пол. Холод электрическим током пронзил тело, и это помогло немного взбодриться. За окном просыпался серый город, неяркий белый рассвет уже лизал как языки пламени ближайшие дома. Настанет день, когда город сгорит в одно утро, и пожарные не успеют погасить огонь, или червь, который ежедневно подтачивал его  изнутри, наконец лопнет, погрузив все в густую жижу своих насквозь прогнивших внутренностей.  Телевизор продолжал бубнить про рождаемость, которая находилась на катастрофическом нулевом уровне, про кислотные дожди, которые опять побили весь урожай. Диктор напоминал горожанам про опасность выхода за Периметр. Изо дня в день одно и то же. Кайрон встал и плотно задернул жалюзи. Пустота снова нахлынула из углов. Ретировавшись на кухню, Кайрон включил ещё и радио. Радио молчало, скорее всего, опять забастовка или перебои с электричеством, которые в последнее время случались всё чаще и чаще. Он подошёл к  холодильнику, взял оттуда пакет молока и пачку галет. На стене висел календарь за позапрошлый год и несколько фотографий с незнакомыми ему людьми. Кайрон аккуратно передвинул ползунок календаря на следующий день, хотя он вовсе не был уверен, что календарный день соответствует истине,  и принялся завтракать. Квартира, в которой он находился, казалась ему чужой, он плохо ориентировался в ней, но за последнее время это было нормальным. С его памятью творилось что-то неладное, все стирала ночь, и каждое утро он долго лежал, глядя в потолок, пытаясь мысленно воссоздать вчерашний день или хотя бы понять кто он и где находится.  Настенные часы показывали ровно семь утра, хотя они тоже могли безбожно врать. В этом мире с недавних пор все стало зыбким и ненадежным, все потеряло опору, на которой держалось веками.  Но к десяти утра нужно было успеть на товарные склады, иначе сегодняшние талоны пропадут, так что настенным часам приходилось верить на слово. Потом он снова поедет к Периметру. Только посмотреть…

Воды опять не было. Судя по грязной посуде в раковине, её не было и вчера. На посуде был заметный зеленый налет плесени, её явно не мыли несколько месяцев. Кайрон снова попытался вспомнить вчерашний день и снова наткнулся на немую стену Пустоты. С каждым разом эта стена казалось ему все ближе, и он опасался дня, когда просто упрется в неё лбом и ему некуда будет больше идти. Но пока время поджимало.  Он подошёл к шкафу и открыл дверцу. Мятая, давно не стиранная одежда отражалась в треснувшем зеркале. Уже одевшись, он взял в руки зубную щетку, но вспомнил, что нет пасты. Вчера её не давали на раздаче. Хотя… Он сунул руку в карман и неожиданно достал оттуда  талоны на продпаек. Он долго всматривался в нечеткие буквы, плохо пропечатанные на печатной машинке, и еле видную печать Главной Конторы. Это на несколько минут вогнало его в ступор. Получается, что он действительно не помнит какой сегодня день. Цифры, пробитые на талоне, дались ему с трудом: выходило, что на талонах выбито 12 апреля. Может быть, эти талоны удастся реализовать сегодня. Или сегодня не 12 апреля? Он ничего не знал наверняка, каждое новое утро начиналось с сомнений. Кайрон подошел к окну и чуть отодвинул жалюзи, пустив в комнату немного мертвого света. Но день за окном ни о чем не сказал ему. Если в городе стоял апрель, то он ничем не выдавал себя. Хотя глупо было надеяться на что-то кроме Пыли и Ветра, - такая нынче была весна. Кайрон внезапно подумал, что когда-то в этот день человек впервые вырвался в космос. Память творила удивительные вещи, он не помнил, что было вчера, а вот давнюю, поросшую мхом, дату не забыл. Теперь это звучало злой насмешкой судьбы, - Космос со своей Пустотой и Ледяной Стынью прорвался на Землю. Кайрон прошел в прихожую, накинул старую куртку, которая была ему немного велика, и открыл входную дверь. Надо поехать и все выяснить, иначе талоны пропадут, если уже не пропали. С лестничной площадки навстречу ему кинулась темнота вперемежку с пылью. Кайрон закашлялся и одел респиратор. Тучи пыли, гонимые ветром, носились по городу. Часто с неба сыпалась какая-то радиоактивная дрянь. Ходить без головных уборов и респираторов было нельзя. На всякий случай Кайрон одел ещё шапку и защитные очки. Бурю сегодня не обещали, но синоптики врали как обычно. Закутав шею плотным шарфом, он наконец-то вышел на площадку и захлопнул дверь. Тьма тут же изучающее окутала его, заглянула в глаза и убралась в углы, не найдя ничего интересного для себя. Кайрон осторожно спустился по лестнице. Он открывал дверь наружу медленно, но уличный свет всё равно ослепил его на несколько долгих и тягучих секунд. Свет был равномерно белый и падал со всех сторон неба, как с электрического потолка. Кайрон точно не знал, почему это происходит. Над землёй постоянно стояла прослойка радиоактивных облаков, и вроде бы с внешней стороны они формировали кристаллические структуры, которые собирали свет солнца, а потом отражали его на землю. Свет получался равномерным, холодным, неживым. Солнца Кайрон не видел уже года два. Он вышел наружу. На улице царила та же Пустота, что хозяйничала в его комнате и, судя по всему, в его душе. Но здесь она не собиралась в углы, а равномерно покрывала улицу налетом белой, полупрозрачной пыли, которая иногда сыпалась с неба. Пыль хрустела под ногами, и ходьба отзывалась занудной головной болью. Идти было неприятно. Соседний дом был огорожен красными ленточками, машины уже уехали, оставив глубокие следы на пыльной поверхности мостовой.  Кайрон вытащил из кармана жевательную резинку и сунул под респиратор в рот, чтобы избавиться от привкуса плесени. Он шёл в направлении складов и думал о том, что вряд ли стоит сильно беспокоиться по поводу нехватки продовольствия. Даже если кислотные дожди продолжатся, это не приведет к глобальной проблеме. В городе росло количество самоубийств, в последнее время участились массовые акции лишения жизни. При всем печальном раскладе, тем, кто останется в живых, пищи хватит до самого Конца. Многих удерживало в жизни просто любопытство узнать, чем же всё закончится. Город стоял полупустым, люди постоянно куда-то пропадали, оставляя пустыми вполне обжитые квартиры. В новостях часто говорили о каком-то институте на севере, где ученые пытаются отсрочить катаклизм, но верилось в это с трудом. Успокаивало одно – безысходность положения частично подавила присущую  человеку агрессию. Армия саморасформировалась,  хоть какое-то течение жизни поддерживали активисты и религиозные деятели, своеобразные пророки грядущего Апокалипсиса. За поворотом показалось здание товарного склада. У склада толпилась небольшая горстка людей. Кайрон уже давно отметил удивительный факт: сколько бы людей не собиралось перед складом, они никогда не формировали толпу. Каждый стоял поодиночке, запертый в коконе своего отчаяния, в могиле своего страха. Кайрон подошёл ближе и услышал недовольный гул. У склада нарастал скандал. Причиной его было, по-видимому, ярко-красное объявление, висящее на фонарном столбе. Кайрон подошёл ближе. Он долго стоял и пытался прочесть объявление. Буквы, которые были написаны на бумаге, не имели для него значения. Так раньше он не мог понять смысл японских иероглифов. Чтобы вспомнить значение этих символов, Кайрону потребовалось титаническое напряжение мысли, от которого он быстро устал, но результат был достигнут. Объявление гласило, что с сегодняшнего дня обмен просроченных талонов невозможен, невозможно также обменять их на любые другие талоны продовольственного или товарного типа. На объявление стояло число – 15 апреля. Кайрон вытащил свои талоны и посмотрел выбитые на них печатной машинкой даты. Даты были трёхдневной давности. Вчерашнего дня он не помнил, позавчерашнего тоже, получается он не получал паёк уже два дня. Он хотел было подойди к складу, но там назревала потасовка, судя по тому, что рекруты Внутреннего Порядка что-то орали в рупор. Ветер уносил слова, и Кайрон слышал только обрывки слов. Из них понятно было только одно – по всем вопросам нужно обращаться в Главную Контору. Одни говорили, что нужно немедленно идти туда, другие возражали – идти туда бесполезно, потому что начальник конторы Глеб Семенов уже три дня там не появлялся. Кайрон постоял ещё немного и пошёл прочь… Где находится Главная Контора Кайрон помнил смутно, но об этом говорили следы, протоптанные в пыли. Он шел по ним, считая свои шаги: первый, второй, третий. Небольшая пауза. Первый, второй, третий. Дальше он не помнил. Пустота, царящая повсюду, начала проникать к нему в голову. К нему вдруг пришла мысль, что если кому-то придет в голову вскрыть его череп, то он обнаружит там пригоршню песка и пыли. Вскоре Кайрону стало казаться, что он стоит на месте, а город движется ему навстречу. Ему вспомнилось устройство, создававшее подобный эффект, только он забыл как оно называется: то ли экскаватор, то ли элеватор, то ли эскалатор. Слова отмирали в памяти целыми группами, иногда он не мог вспомнить название некоторых вещей у себя в квартире и называл их по-своему, чтобы благополучно забыть эти названия на следующий же день и придумать новые. Он каждое утро воссоздавал свой мир из пепла, заново собирал куски разлетевшегося пазла, но к вечеру песочный замок разрушался, а пазл разлетался в разные стороны. Город продолжал оставаться пустынным, никто не шел этой дорогой к Главной Конторе, и Кайрону стало казаться, что он остался совсем один. Он остановился около занесенного пылью газетного ларька, закрытого уже долгое время. Он подошел к нему совсем близко и зачем-то протер стекло. Сквозь толстый слой пыли и времени на него глянули пожелтевшие страницы старых газет. На них были видны броские заголовки, служившие когда-то наживкой для уличных прохожих:  «Нет ядерному безумию», «100 дней до войны?», «Победа близка», «Сатана выходит на орбиту», «До Конца Света осталось 50 лет», «Экосфера Земли трещит по швам». Кайрон стоял и по слогам, как в детстве, читал заголовки газет. Но память молчала, ни одно из названий не вызвало образ из памяти. Труха, все это труха, сохранившаяся только благодаря металлическому каркасу ларька. Слова, написанные на бумаге, не имели силы. Кайрон поймал себя на том, что не читает заголовки, а понимает их смысл по фотографиям, напечатанным в газетах, и карикатурам. Слова погибшего мира больше не имели власти над ним. Кайрон постоял ещё немного и снова пошел по следам в пыли.

Двери Главной Конторы были широко раскрыты, оттуда тоже несло пылью. Кайрон замер на секунду и переступил порог. Он оказался в небольшом холле, вдоль стен которого стояли или сидели люди. По их виду и позам было видно, что они сидели тут уже давно. Кайрон хотел было подойти к кому-нибудь и спросить про талоны, но неожиданно понял, что он не помнит слов. Все слова, которые были у него в голове, были придуманы им сегодня утром и вряд ли кто-то ещё из присутствующих обладал подобным словарным запасом. Он вспомнил с каким трудом прочитал объявление на столбе, и память нехотя возвратила ему несколько слов из прошлого.
- Талоны? - негромко спросил он.
Но ему никто не ответил, звуки умирали ещё в воздухе, они не могли достигнуть никого из этих людей.
- Где получить талоны? - с трудом и громче произнес Кайрон.
На этот раз среди присутствующих произошло какое-то движение.
- Это ты нам скажи, - с таким же трудом проговорил один из ждущих, - ты начальник Главной Конторы, мы тебя уже второй день ждем.
Тут из смежного коридора выбежал юркий маленький человечек и бросился к нему. Кайрон даже отшатнулся в испуге.
- Глеб Борисович, ну сколько же можно? - затараторил он, подкрепляя свою речь активной жестикуляцией. - Люди же ждут. У меня для вас куча документов на подпись, да из Округа уже приезжали, интересовались. А вас дома нет, к вам приезжали несколько раз, соседи говорят, что вы не приходили уже два дня. Даже в розыск вас объявили, мало ли что могло случиться.
Кайрон попятился. Глеб Борисович – это имя ничего не говорило ему, оно не вызывало никаких движений в его памяти, его звали Кайрон все время, сколько он себя помнил. А помнил он себя только с сегодняшнего утра. Может быть, это имя он придумал сегодня? А квартира, в которой он проснулся утром? Была ли она его или он просто зашел в чьё-то пустующее жилище? Ему вспомнилась зеленая многодневная плесень на грязной посуде в мойке.  Он продолжил пятиться, пока, наконец, не развернулся и не перешел на скорый шаг.
- Глеб Борисович, - растерянно и обиженно раздалось позади.
Но Кайрон уже выбежал на улицу, он боялся, что его вернут в помещение, но за ним никто не пошёл.  Завтрашний день терялся в Пустоте, как и вчерашний. Вчерашний день нельзя было вспомнить, а завтрашний представить. Какая разница, что было и что будет, если все предопределено. Ноги сами несли его к Периметру. На Обзорной Линии как всегда было людно. Здесь кончался город, и начиналась деурбанизированная зона. Зона Дикой Природы. Выходить за Периметр было небезопасно. Но некоторые уходили, чтобы больше не вернуться. Их находили на обочинах дороги, ведущей в лес или у самой Обзорной Линии. Смерть их была ужасна: изорванная в лохмотья одежда едва скрывала растерзанные в клочья тела. Лес не принимал человека, он отторгал его как чужеродное тело и выбрасывал из своей чащи. Но из Леса тянуло сыростью, свежим воздухом, листвой и жизнью. Туда хотелось постоянно, несмотря на все запреты. Люди приходили к Обзорной Линии, чтобы дышать и смотреть на мир, который они потеряли. Кайрон подошёл к железной сетке забора и встал рядом с остальными. Из Леса дул лёгкий ветерок. Кайрон снял шапку и подставил волосы ветру. Затем он снял защитные очки и респиратор. Свежий воздух щекотал ноздри, глаза привыкали жить без защитных стекол. По всему периметру металлической сетки стояли рекруты Внутреннего Порядка с пневматическими ружьями, стреляющими резиновыми пулями. По своему виду они больше напоминали активистов секций внутреннего порядка бывших тюрем. С тех самых пор как несколько десятков людей сломали ограждения и пропали без вести в чащах леса они охраняли Обзорную линию днем и ночью, но люди уходили поодиночке, каждую ночь кто-то исчезал бесследно из города, пропитанного радиоактивной пылью.  «Внимание, - внезапно ожил репродуктор на столбе, - с севера приближается пылевая буря. В ближайшие два часа всем найти укрытия, иметь при себе средства индивидуальной защиты и паспорта». Люди дернулись и остались на местах. Прятаться в подземных убежищах никому не хотелось. Вдруг со стороны города раздался быстро нарастающий рокот. Для бури было ещё рановато и люди стали испуганно оглядываться, ища источник звука. Вдруг из узких кривых улиц, взметая тучи белой пыли, на площадь перед Обзорной Линией выехали два автомобиля. Хотя автомобилями это можно было назвать с большой натяжкой: собранные из запчастей разных машин, они больше всего напоминали металлических Франкенштейнов. На больших колесах от грузовиков качались на высоких  рессорах кабины от легковушек со срезанными автогеном верхами. Открытые салоны были забиты людьми в белых плащах, респираторах и черных повязках на рукавах, - так одевались активисты Группы Мести. В каждую машину их набилось по семь человек. Они размахивали бутылками с зажигательной смесью, которые тут же полетели в посты Внутреннего Порядка. Люди дрогнули и стали жаться к ограждениям. Бутылки со смесью разорвались, не долетая до земли, облив двух рекрутов Коктейлем Молотова. Этим ребятам не повезло – синтетика на них сразу же загорелась. Оба рекрута упали и стали кататься в белой пыли, пытаясь погасить пламя. Респираторы слетели с их лиц, и теперь вместе с воздухом они вдыхали  радиоактивную дрянь, которая, оседая в организме, вела к медленной мучительной смерти, но огонь видимо был больнее. Остальные рекруты открыли огонь из пневматических ружей. Механические чудовища Группы Мести сделали широкий круг и свернули в один из переулков. Рекруты рванулись за ними, надеясь достать их резиновыми пулями, забыв про остальных людей и охрану Периметра. Кайрон оглядел Обзорную Линию и с удивлением отметил изменившееся настроение стоявших рядом людей. Он не видел, кто первым стал ломать заградительную сетку, но руки сами потянулись к холодному металлу. Забор закачался. Люди в едином порыве ломали забор. Одиночество исчезло, и вместе с ним растворилась Пустота. Кайрон толкал забор вместе со всеми. «Всем отойти от забора, повторяю, всем отойти от забора», -  хрипел репродуктор. Кайрон не слышал этого, он просто крушил преграду, которая заперла его в одной единице времени, на нулевой ординате. Он не видел, как рядом стали падать люди, сражённые резиновыми пулями рекрутов Внутреннего Порядка. К ним уже бежали от города вооружённые группы. Кайрон смотрел только вперёд, на приближающуюся чёрную стену леса. Он даже не помнил, как рухнул железный заградительный занавес.

Ночь наполнялась дождём как стакан. B особенно сильные порывы ветра казалось, что уже перехлёстывает через край, и косые упругие струи бьют свинцовыми пулями по лицу. Их не преследовали: мало кому в здравом уме захочется оказаться за пределами города в такую ночь. Вымокшие, грязные они вошли в лес и продолжали идти дальше сквозь бурелом. Лес встретил их неожиданной Темнотой, не мертвой, сопровождаемой Пустотой и Тишиной, как в городе, а живой. Темнота была настолько другой, что через неё приходилось продираться как через воду, она была упругой и пыталась вытолкнуть их инородные тела. Темнота была наполнена дождем как кувшин и продолжала наполняться дальше. Кайрон выбросил респиратор и ненужные защитные очки, скинул полные воды ботинки и где-то успел потерять куртку. Небо прорезала черта молнии, и дождь хлынул ещё сильнее, ещё больнее. Через секунду ударил гром такой силы, что на миг заложило уши, казалось, само небо раскололось пополам, обнажив в рваной ране кусок ледяного космоса. Ветер, который дунул следом, был именно из этой небесной раны: на земле не может быть такого холода, отнимающего крупицы жизни одним лишь прикосновением. Их было пятеро, кто не упал в пыль под градом резиновых пуль и не повернул назад после падения забора, оглушенный пронзительным воем репродуктора. Трое мужчин и две женщины. Когда они уже подходили к Лесу, женщины хотели повернуть назад, но в спину им ударила мелкая пыль, режущая кожу как стекло: начиналась буря. Идти к городу было невозможно. Не спасали ни респираторы, ни защитные очки. Пылевые вихри гуляли между Лесом и Городом, вдавливая их в бурые заросли. А к ночи хлынул кислотный дождь… Они продирались сквозь заросли, спотыкались о корни, шли туда, откуда когда-то вышли первые люди. Они возвращались. Но неласково встречал их Лес. Чьи-то глаза следили за ними и горели в темноте. Из чащи слышалось чьё-то недружелюбное ворчание. Кайрон остановился, женщины робко прижались к мужчинам. Кайрон рванул рубашку так, что отлетели пуговицы, и подставил дождю свою грудь. Капли били больно, большие, тяжёлые, с примесью свинца, они оставляли белые пятна на коже. Под ударами этого дождя он медленно опустился на четвереньки, и руки по локоть утопли в сырой жёсткой траве. Смотрите, - думал Кайрон, - я ваш, я зверь, я могу ползти, могу рычать  и выть. Только пустите меня к себе, дайте мне защиту, я готов на все. И он пополз в сторону темнеющей части. Остальные, помедлив, сделали то же самое. Мужчины избавились от ботинок, женщины от туфель, опустились на землю и поползли вслед за Кайроном. А Кайрон полз в темноту, откуда смотрели красные огни чужих глаз. Нет, нет – своих, родных глаз. Мы с тобой одной крови: я и ты, мы - Одно. Кайрон вскочил и бросился срывать с себя остатки одежды: брюки, рубашка, нижнее бельё - всё прочь. Это уже не нужно, это уже не поможет мне, это не защитит меня, я устал от этого. Я  избавлюсь от всего человеческого, чуждого вам, только дайте мне пройти, дайте мне шанс, всего один шанс, я не прошу о большем. Я отрекаюсь от себя. Остальные последовали его примеру. Мужчины рвали одежду, расшвыривая клочки в стороны. Одна из женщин, пытаясь снять колготки, запуталась в них и упала в ледяную грязь, вставала она уже полностью голой. Их обнаженные тела неестественно белели среди черноты леса, и по ним хлестал дождь с ледяным ветром, летящим прямо из космоса. Они ползли вслед за Кайроном, лелея безумную надежду. А Кайрон все глубже и глубже уходил в заросли, проползал между стволов, пролезал среди кустарников, царапал руки, ноги, грудь в кровь. Земля, прими мою кровь, - шептал он в темном бреду. Вы, братья, примите мою кровь, мы с вами одной крови. Земля, прими мою кровь, прими и прости. Ближе, ближе глаза в темноте – братья, сестры, я пришёл – встречайте. И они встретили их. Люди умирали медленно, корчась под струями тяжелой воды. Их рвали на части звери, их клевали птицы, жалили змеи и кусали насекомые. А Кайрон всё шептал, почти не чувствуя боли. Мы с тобой одной крови, мы с тобой одной крови, мы с тобой одной крови…

Утром их нашли выброшенными почти к Обзорной Линии. В радиоактивной пыли лежали ошметки от их тел, и даже нельзя было разобрать, где мужчины, а где женщины. Лес отторгал людей, Земля мстила людям…

                                                                                 До Конца Света оставалось ещё 46 лет.

Комментировать в Гостевой